«…Но я расскажу тебе о том, почему я все-таки решился встать на тот путь, который навсегда изменил жизнь человечества. Дело в том, что я полюбил девушку. Она была христианка. Ее звали Диана. Мы работали вместе в госпитале. Я пытался ухаживать за ней, дарил цветы и конфеты, приглашал в дорогие рестораны. Она изредка принимала мои ухаживания, но была всегда холодна со мной и безразлична.Не сразу я понял, что тому виной мое увечье. Даже лучшие проте
«…В лаборатории настала темнота. Лишь тусклые лампы аварийного освещения позволяли разглядеть очертания предметов. Свет от экрана компьютера падал на руки Ильи, державшие микрофон. Главный и единственный ассистент профессора Бездуховного пытался писать отчет, который раскрыл бы тайну, покрывшую мраком гибель последнего. Раскрывать, на самом деле, было нечего – Илья Брут точно знал, отчего погиб профессор. Нет, свидетелем жесткой схватки он не явл
«…Когда говоришь о смешении направлений, немедленно возникает соблазн запрячь в одну упряжку коня и трепетную лань. То есть, разумеется, НФ и фэнтези. Одним из первых постсоветских фантастов, который пошел на такой эксперимент, был, видимо, Ник Перумов с циклом «Техномагия», состоящим из двух романов «Разрешенное волшебство» и «Враг неведом». Не вдаваясь в суть написанного, отметим, что на деле в фэнтезийных декорациях, приемах, эстетике прячется
«…Что же такое фантастика – предвидение, которое должно сбыться, или, наоборот, предостережение? Или это просто-напросто очередной «отвлекатель от мира сего», средство, которое надо принимать, чтобы не постоянно зацикливаться на окружающей реальности, картинка которой меняется и мелькает, но практически не влияет на космическое мирозданье. А если звездное небо над нами порой не всегда относится с позитивом к превратностям нравственного закона вну
«…4 июня 1862 года. Эта дата навевает нам воспоминания о старой фотографии. Солнечный день, каникулы. Скромный диакон тридцати лет, преподаватель математики Оксфордского университета (колледж Крайст Черч), в окружении чинных девочек. Диакона зовут Чарльз Лютвидж Доджсон. С этой даты начинают свои статьи многие кэрролловеды. Я не кэрролловед, просто очень люблю книги этого писателя. И я решил, что не буду исключением и тоже начну именно с этой дат
«…Самый масштабный, до сих пор непревзойденный эксперимент – это, конечно, вселенная «Эдема» Гаррисона и его иилане’. Водными существами их назвать как будто нельзя, но… можно. Цивилизация иилане’ не морская и не сухопутная: скорее мелководная. По-настоящему дальние плавания этим завроидам не по силам (приходится прибегать к «биотехнике»), однако они отчетливо тяготеют к воде, проводят в море очень значительную часть времени, по морю же совершают
В России середины XXI века восстановлена монархия, но не путем какого-то революционного переворота, а через постепенное развитие политической системы и волеизъявления народа на Земском соборе. Империя представляет собой оплот традиционных ценностей, русской культуры и веры.Вместе с тем Российская империя 2.0 – место ускоренного развития науки и техники, в которые вкладывает большие средства государство. У державы – мощная собственная промышленнос
Бродячего кота прозвали Чумой, но Максим назвал его Рыжим, приютил, обогрел, накормил. И не прогадал! Вскоре выяснилось, что только кот Рыжий способен выручить человека из беды, в ситуации, находящейся явно за пределами человеческих возможностей…Мир слетел с катушек еще очень давно, но по-настоящему лишь восьмого июля 2054 года, когда африканские страны захлестнул огонь протестов и революций, низвергнув и без того неспокойный континент в пучину х
«Кот орал ночью так, что Максим проснулся в два часа и подумал: кто-то умирает! – настолько душевные фиоритуры издавал котяра. Зверь буквально плакал и стонал, как человек, испытывающий невероятную боль. Ему было холодно, мучил голод, и в мяве он изливал своё непонимание человеческой чёрствости и отсутствия у людей сочувствия…»
«Дождь явно раздумывал, идти ему уже или не стоит. Мелкая, словно просеянная сквозь сито, морось неохотно рябила лужи, рекламный баннер на щите был исполосован темными потеками и пятнами сырости. Правда, жизнерадостная девица с роскошными формами, изображенная на плакате в топлес-бикини, в окружении пальм, ядовито-синего моря, несколько менее ядовитого неба и камбалообразных дельфинов, развешанных по тому небу, точно вялящаяся вобла, присутствия
«Сухая метель била в стекло. Трепетал язычок свечи. Тени прыгали по обоям. Аня спала, отвернувшись к стене. Светлые волосы разметались по подушке. Борису не спалось. Он сидел на постели, спустив босые ноги на ковер, и как загипнотизированный наблюдал за трепетом огненного мотылька. То непостижимое, что предстояло ему, вот уже несколько дней держало его в нервическом напряжении. Громадный груз давил на плечи – не распрямиться, не вздохнуть полной
«Он сидел на скамейке перед камином и вырезал Белого Однорога. Это было забавно – смотреть, как оживший Однорог по пути к Выходу прямо на глазах превращался в кого-нибудь другого. В Торопыгу или Носастого, а иногда в Попрыгая. Это было и смешно и грустно. Смешно потому, что, шагая по Полочке, он забавно подпрыгивал, чухался и кружился на месте…»
«Покорять Африку на стареньком седане 1992 года не то, что покорять Эверест либо какую-нибудь иную гору, скалу или препятствие, ставшее на пути. Многие покоряют горы ради спортивного интереса. Лезут на них, испытывая свою выносливость, ловкость, силу и прочие качества, что так ценятся в людях. Одни хотят доказать что-то сами себе, другие кому-то еще, третьи, возможно, делают это ради того, чтобы провести уик-энд. Но покорять Африку – это совсем д
«Больной бросил на блюдечко перед кассиршей девять металлических десятирублевок и преспокойненько вернулся к своему столику, где начал пережевывать котлеты…»
«Скоро меня ликвидируют. Уничтожат. Честно говоря, мне наплевать. Но, если быть откровенным, они правы. То, что сделал я, – чистейшее безумие. И пощады ждать не придется…»
«Я стоял на крыше дома и смотрел на расстилающийся внизу город, смотрел в последний раз. Все, пора свести счеты с этой глупой жизнью, в которой я не видел ничего, кроме боли и неудач. И в довершение всех бед моя девушка бросила меня, бросила навсегда. А город внизу жил своей жизнью, так же он будет жить и завтра, но уже без меня…»
«На бульваре было оживленно. Чтобы никому не мешать, Сигурд отошел к кромке бордюра и уже там запрокинул голову, любуясь неспешно плывущими в небе облаками…»
«Ничто не предвещало грозы, когда мы вылетали из Паракаса в сторону затерявшейся в лесах Амазонки Камизеи. Город, окруженный ультрамариновой гладью океана, исчез из виду. Часа через два под вертолетом простирались дымчатые силуэты гор и зеленые кудри джунглей, прорезанные узким рыжим следом трубопровода…»
«Хозяйка открывает дверцу клетки, когда Пуся еще спит. Толкает его в бок верхними лапами, проводит усиками по волосам, потом слегка щиплет подпальпами за бок, чтобы проснулся…»
«В низинах удушливый серый туман. Глаза слезятся от гари, сегодня, впрочем, ее меньше. Ночью было два толчка. Сегодня 25 ноября, понедельник. Вообще не хочется вылезать из-под пледа. Сыро и тепло. Даже жарко…»
«Машина знакомо и бесстрастно изрекла это слово в ушной имплантат, и М-19 проснулась. Дыхание пульсировало во влажной тьме. Пальцы скользили по металлу, но только лед отслаивался под ногтями. Чертова ручка экстренной разблокировки не желала поддаваться…»
«В шахте было тепло, а местами даже уютно. Мне в темноте почти всегда уютно. При свете – особенно дневном – я чувствую себя беззащитным и голым, без видимых причин. Значит, есть причины невидимые, но ощутимые. Позже я кое-что узнал о них, и это не то знание, которое облегчает существование…»
«Измученные мамаши с ревущими детьми, усталые командированные, отсчитывающие время, когда самолет наберет высоту и они смогут включить ноутбуки, отпускники, поглядывающие, когда уже стюардесса протянет пластиковую коробку с обедом, – все ожидают взлета, сидя в неудобных креслах с вертикальной спинкой, но самолет стоит. Не работает ни вентиляция, ни туалет, пассажиры демонстративно обмахиваются журналами авиакомпании, потому что ни на что больше т
