«Корпорация „Ecce Homo1“, специализирующаяся в робототехнике и нейрокибернетическом программировании, анонсировала презентацию своего самого ожидаемого проекта. Речь идет о последней модели гиноида2 серии „Сиберфамм3“. Напомним читателям, что различные его версии выпускаются с две тысячи двадцать четвертого года до настоящего времени, „каждый раз совершенствуясь для того, чтобы вернуть обществу утерянную частичку настоящей Любви“ – цитата из официального пресс-релиза компании. Разработчики уверенно заявляют, что „Сиберфамм“ четырнадцатой модели совершит настоящую революцию в так называемых технологиях чувств. Звучит невероятно, но новинка будет способна не только удовлетворить своего пользователя по прямому назначению, но и стать для него настоящим спутником жизни. Проанализировав весь этический опыт за время выпуска своей продукции, в корпорации пришли к выводу, что главным недостатком являлось отсутствие взаимных эмоций между гиноидом и пользователем. Проще говоря, если раньше вам было хорошо, то вашей избраннице – нет. Теперь же разработчики уделили должное внимание чувственной сфере восприятия гиноида „благодаря насыщению сенсорными нейронами эрогенных зон“; искусственный интеллект доселе невиданного уровня поможет достичь духовного единения между партнерами – „вы испытаете невероятные по реализму эмоции“. Как и прежде, напоминают в компании, гиноиды будут производиться исключительно…»
Отложил истрепанную, забытую кем-то газету, тоскливо взглянул в окно. Громадный обелиск Жертвам ПВ расплывался в серой метели. Блестящие во влажном воздухе металлические лучи застыли далеко-далеко, пробиваясь сквозь черное расстояние яркими вспышками с нависшего над бурым заливом массивного тела. Поезд монорельсовой железной дороги тащился на окраину Петербурга сквозь стену мокрого снега, и в одном из вагонов погасший матовый монитор над выходом в тамбур отражал фигуру единственного пассажира – мою. Одетый в черное, видавшее виды пальто, в вязаной шапке неопределенного серо-зеленого цвета, небритый уже с неделю я, будто бродяга, скитаюсь по родному городу. Ее серебристо-серые глаза смотрят в спину холодной сдержанностью, но наши губы по-прежнему соприкасаются перед каждым новым крестовым походом в поиске чертового Грааля – места работы. Сегодня целью поездки была контора, занимающаяся поставками модифицированной гадости, разлитой в термопластик с улыбающейся коровой на этикетке. Господа из молочной конторы ищут людей с активной жизненной позицией, которые будут предлагать их продукцию сетям розничной торговли. Мой вид их, кажется, не впечатлил. Не представительно выгляжу, как намекнул один из тамошних сальных типов, не вызываю ни желания, ни жажды. Они мне перезвонят или что-то в этом роде.
Работы для меня в этом городе, кажется, нет. И к такой ситуации существует две предпосылки: мои образование (точнее, его отсутствие) и семейное положение. Городу, совсем недавно утонувшему в собственной крови, требовалось огромное количество доноров самой высокой квалификации, и таковые съезжались сюда со всей страны, а некоторые из других государств. Специалисты всех мастей пожирались потребностями мегаполиса, и в этом голоде он позабыл о своих коренных жителях, о тех, кто пережил вместе с ним все ужасы ПВ, о тех, кто пытался вернуться к обычной человеческой жизни после длительного Карантина. За семь лет после Войны Санкт-Петербург прошел путь от рухнувшего на колени умирающего старика до восставшего из могилы вампира, полного темных сил, показывающего страшные шрамы при свете солнца и блистающего великолепным шармом ночью. Этот вампир не нуждался во мне. Более того, он испытывал зависть – и это касалось того самого семейного положения.
Вновь взглянул на газету. Усмехнулся недобро. Что ж: теперь похотливые джентльмены будут не просто совокупляться с напичканными сложнейшей электроникой заменителями женщин, но и строить с ними отношения, дружить с ними, влюбляться и ревновать. Казалось бы – какой бред!.. Мне с высоты положения женатого мужчины все сложнее уже понимать тех парней, что ежедневно затевают свару за внимание хоть какой-нибудь женщины; истинный ад для истосковавшихся по женской ласке и теплу мужчин, нетерпимых, озверевших, погрязших в похоти, тех, что по счастливому случаю обладают женами и продают их своим дружкам на ночь, становясь сутенером собственной супруги. Все это происходит в тени, незаметно, между прочим. Сколько раз предлагали мне деньги за «часик любви» с моей Софией!.. «Парень, одолжи женушку» – тихонько шепчет мне незнакомец на улице, в общественном транспорте, где угодно, лишь только замечает золотой блеск на безымянном пальце правой руки. И видя холодный отказ, незнакомец кривит рот и бормочет ругательства. Он уходит. Иногда идет следом. А иногда бросается на меня, и тогда случается драка.
И мне ни горячо и ни холодно от напечатанного в газетной статье, и все равно незнакомцам; им ничего не достанется – ни единой частички суррогатной любви. Они по-прежнему будут вести злую охоту за такими как я, за их женами, выжидая готовых на что угодно отчаянных женщин. А гиноиды… Нет, гиноиды это не про окружающий этих мужчин и меня мир; здесь мы на равных. Технология; бесчувственная, мертвая по сути своей, обладающая соблазнительным телом и красивым, одинаково подходящим для всех лицом; секс-рабыни. София выбрала нас, и я благодарен ей и судьбе за то, что не вхожу в легион несчастных мужчин; и вот тут-то я стремительно закладывал вираж вверх, покидая серую массу одиноких людей. Меня обходили стороной эти куклы – я не имел ни желания, ни возможностей для знакомства с подобным. «Секс с гиноидом и секс с женщиной ничем не отличается; мало того, в некоторых случаях сравнение вовсе не в пользу последних» – так говорил один мой приятель, сумасбродный сынок простой русской женщины (как он сам называл свою мать) и высокопоставленного иностранца, Николас ван Люст. Но он, очевидно, лукавил, с жаждой и блеском в темных глазах всматриваясь в каждую черточку лица Софии, представляя себе, гадая, какова же она без одежды, что происходит с ней в тот самый момент… И его, прожженного циника, интересовала оборотная сторона взаимоотношений между женщиной и мужчиной. Между ним самим и моей женой; в его самых смелых фантазиях…
