« Что бы начать что-то новое, нужно избавиться от чего-нибудь старого»
– Подсудимый, вам предоставляется последнее слово. Вам есть, что сказать?
Нельзя сказать, что я не готовился к этому. Готовился, и всё же оказался не готов. Первое, что пошло не по плану, это слова судьи, когда он зашел в зал судебных заседаний. Невысокий такой мужичок в очках и с хмурым лицом, проходя мимо клетки в которой я сидел, он остановился напротив, и вместо «Здравствуйте» или «Как дела», спросил:
– Профессия есть?
– Есть, электрик, – ответил я.
– Электрики в тюрьме нужны, – сказал судья, вселяя в меня абсолютную уверенность в том, что домой я отсюда не пойду.
Судья, заняв свое место за широким столом, скороговоркой зачитал в чём я обвиняюсь, изредка обращаясь ко мне, задавая какие-то вопросы. И вот теперь все присутствующие смотрели на меня в ожидании моего последнего слова, которое вылетело у меня из головы после слов «в тюрьме электрики нужны». Пауза затягивалась. С мокрыми от пота ладонями встаю, окидывая взглядом всех присутствующих. Волнение усиливается от того, что все взгляды нацелены только на меня.
– Ваша честь, уважаемые участники судебного заседания, свою вину невозможно признать без осознания того, в чём она заключается. Так вот – я осознал. Находясь до суда в местах не столь отдаленных, я понял степень и тяжесть совершенного мной преступления. Когда меня только заключили под стражу, я ходил по камере взад-вперёд, искренне не понимая, за что, что я сделал такого? Я никого не травил, никому не продавал, не предлагал и не навязывал. Травился сам, губя только свое здоровье. По прошествии какого-то времени я заметил, что народ, прибывающий в СИЗО непрерывным потоком, в семидесяти процентах случаев по статье 228, и в основном те, кто занимался распространением наркотиков. Вот тут-то я и понял, в чем заключается моя вина. Несмотря на то, что я не занимался распространением, тем не менее, я виноват, что этих людей тоже будут судить. Ведь именно спрос рождает предложение. Получается, что я своими деньгами в своем желании расслабиться с помощью наркотиков породил этот спрос, не осознавая, что способствую распространению этой заразы, губящей миллионы жизней, помогая тем самым уверенно шагать по нашей стране этой заразе. Ваша честь, я все осознал и искренне раскаиваюсь в содеянном, больше Я и НАРКОТИКИ не совместимы. Спасибо за предоставленную возможность высказаться. Прошу вас о снисхождении. У меня все.
Пока я говорил, судья одобрительно кивал головой, вселяя в меня уверенность, что все будет хорошо, можно не беспокоиться. Сейчас дадут «условно», и пойду домой. Условка – тоже конечно не сахар, но в разы лучше, чем сидеть в тюрьме.
– Всем встать! Суд удаляется для принятия решения, – объявила судебный секретарь. Судья скрывается в своем кабинете, пьет кофе или звонит жене, говорит, что любит ее и скоро будет дома. Потом выходит и говорит:
– Игорь Сергеевич. Вы совершили тяжкое преступление по статье 228 часть 2 Уголовного Кодекса Российской Федерации: «хранение наркотиков в крупном размере», 0,33 грамма, но учитывая ваши хорошие характеристики, ваше полное признание и очевидное раскаивание, суд пришел к выводу: вас следует наказать, – он делает паузу, окидывая присутствующих взглядом поверх очков, – лишением свободы сроком на 3 года, – он опять делает паузу, во время которой мое сердце замирает, наши взгляды встречаются, – условно, – заканчивает он одновременно с ударом деревянного молоточка по столу.
Я облегченно выдыхаю. Весь зал встает, аплодируя справедливому приговору. Я счастливый выхожу из здания суда, вдыхаю полной грудью сладкий воздух свободы и иду домой.
Вот так это должно было быть по моим представлениям, заверением государственного адвоката и обещаниям следователя.
А вот как это было в реале.
– Подсудимый, вам предоставляется последнее слово. Вам есть, что сказать?
Все сидели и смотрели на меня, по крайней мере, мне так казалось. На самом деле секретарь смотрела в свой компьютер, прокурор на часы, адвокат рассматривал свой маникюр, а сотрудник конвойной службы ковырялся в зубах. Все, что хотел сказать, стерла из памяти фраза «электрики в тюрьме нужны». Ладони от волнения потеют.
– Ваша честь, я полностью признаю свою вину и искренне раскаиваюсь в содеянном, – начинаю я мямлить свое последнее слово. Нужно что-то говорить, нужно убедить этих людей, что в тюрьму меня сажать вовсе не обязательно, что два месяца до суда я покатался по СИЗО, ИВС и все понял: тюрьма – это не мое. В этот момент на ум приходит гениальная фраза, это точно мой билет домой, на свободу. – Простите меня, пожалуйста, я больше никогда не буду курить наркотики, честное слово. У меня все, – на этом я заканчиваю свою пламенную речь, чувствуя себя полным идиотом, и, сгорая от стыда, присаживаюсь на лавочку в клетке. Аплодисментов я не дождался.
– Встать, суд удаляется для принятия решения, – объявила судебный секретарь. Судья скрывается в своей комнатушке. Что там происходило в тот момент, я не знаю. Могу только предположить, что судья зашел, выпил стакан воды и вышел, потому что время его отсутствия не составило более 2-3 минут. Он занял свое место и скороговоркой выдал:
– Суд постановил: признать Игоря Сергеевича виновным в совершении тяжкого преступления, предусмотренного частью 2 статьи 228 УК РФ, и назначить ему наказание в виде лишения свободы на срок четыре года без штрафа с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима. Приговор может быть обжалован в апелляционном порядке в судебную коллегию по… бла – бла – бла. Дальше я уже не слушал. Жизнь дала трещину, мир потерял краски, в голове полный штиль, ни одной мысли. Все куда-то делись, я не заметил, как и когда. К клетке подошел конвойный, одел на меня наручники и увел в подвал, где находится ИВС. И вот я снова в камере, в которую собирался вернуться только для того, чтобы забрать предварительно собранный пакет с личными вещами. Совсем не с радужными мыслями ложусь на шконарь, закуриваю сигарету.
– А чего я собственно ожидал?! Меня поймали накуренного с наркотой в кармане. С чего я взял, что вообще будет условный срок?! А вообще, как-то хреново все вышло. Вот, например, Васильева со своей джаз бригадой нагнули «оборонку» на 3 миллиарда. При этом она сидела дома, писала и читала стихи журналистам, умудрилась забеременеть и сейчас живет, в ус не дует. Как-то тюрьма мимо нее прошла, или она мимо нее, это не столь важно. А я никого на 3 миллиарда не нагибал, зато на 4 года накурил. Это при том, что килограммов с наркотой у меня не было. Как написано в приговоре «0,33 грамма комка образного вещества коричневого цвета», то есть «спайс». С чувством глубочайшей социальной несправедливости я уснул.
