В краю соснового блаженства
Я надышаться не могу
И упиваюсь совершенством
Холмов на дальнем берегу.
Жара шипит прогорклым маслом
На сером противне небес.
Закатные огни угасли,
И в озеро сползает лес.
И вечер, словно оглашенный,
Из храма ускользает прочь…
А я – лелею предвкушенье
Прохлады, что приносит ночь.
Моим родителям
Люблю берёз минорно-светлый вид.
Я тихо прохожу, ветвей касаясь,
И сердце ностальгиею кровит,
А я в воспоминанья погружаюсь.
Среди берёз, меж Сожем и Вихрой
Осталось детство, светлые надежды…
Я помню шелест волн хлебов безбрежных
И балдахин лещины над тропой.
Там время протекало не спеша,
А лето не дышало южным зноем…
Земли Мстиславской светлая душа
Кружилась, словно бу́сел, надо мною.
Максиму Михалёву
Мой друг Тезей в краю далёком
Ушёл в безбрежный лабиринт.
Звезда отчаянья горит
И каплет в снег кровавым соком.
Чернеет в сердце боль нагаром
И бесполезны все мольбы.
Апокалиптика судьбы —
Локомотив стал Минотавром.
Порвалась Ариадны нить!
Душа тревогой чёрной тлеет,
На грани я мечусь Эгеем —
И страшно с этой болью жить.
Моя земля: песчаные разломы,
Распатланные кудри ковылей,
И запах трав, с младенчества знакомый.
Встал в полный рост я на родной земле!
Я каждым нервом чувствую обиды
Своей земли, а сердце бьётся в такт
Прибою волн родимой Меотиды.
И сквозь меня идёт Бахму́тский тракт.
Я дивной жаждой к истине влеком,
Пытаюсь отыскать в душе ответы.
Здесь в мягком полумраке так легко
Почувствовать себя частицей Света.
И распростившись с суетной тоской,
Трепещет сердце радостною птицей.
И хочется, забыв о дне мирском,
Молиться, плакать и опять молиться…
Начав свой новый день за здравие,
Я к вечеру свой миф разрушу,
Пустые приступы тщеславия
Смываются контрастным душем.
И дней шальные многоточия
Мне дарят новые ответы.
Растратив все запасы прочности,
Душа моя взывает к Свету.
Опять, блуждая от отчаянья,
Шепчу свои обиды ветру…
А мне до Храма расстояние —
Всего-то пара сотен метров.
ИЗАБЕЛЛА
Искать в твоих глазах тебя,
Но находить тоску земную.
Осенним холодом объят,
Себя к другой тебе ревную.
И выпита луна давно,
Как листья имена отпали.
Год жизни оказался сном
И канул в сумрачные дали.
Вослед смотря тебе другой,
Не находить в душе покоя…
Ты только миг была со мной,
Но бредила, увы, не мною.
п. Пески-Радьковские
* * *
Светлым мёдом молитв я наполню свой вечер,
На душе для тоски не найдётся причин.
Мне опустится лёгким покровом на плечи
Ощущенье покоя.
Мерцаньем свечи
Отпугнёт налетевшие мерзкие тени
И растает бредовых сомнений туман.
Станет светлой звездою момент вдохновенья.
И отступит навязчиво-жгучая тьма.
* * *
За окном осенним
Холодно и ломко.
Осень носит тени
В порванной котомке.
Города удушье
Растворится ночью,
Снег, придя, разрушит
Мир ноябрьский в клочья.
В небесах продрогших
Звёзд кружится стая,
Осень дни им кро́шит,
В бытие врастая.
КОЛОС
Я колос пшеничный, нас море, но я здесь один.
Один не сгибаюсь под ветром и тяжестью зёрен.
В стремлении к солнцу я принципиально упорен,
И в верности свету, давно сам себе господин.
И пусть по-холопски собратья склоняются вниз,
Судьба – не подарок: и ветром, и градом нас било.
Но если я слышу бряцающий лязг мотовила,
Я твёрдо уверен – прогнуться, не значит спастись.
В сентябре, как всегда,
налипают беспечные мысли.
Светлый город пустеет
и рано спадает листва.
Все желания разом скукожились,
сникли и скисли,
Лишь берёзы сияют
предвестниками торжества.
И в янтарных осенних лучах
я теплом наслаждаясь,
Ароматы вдыхаю листвы,
отгоняю печаль.
Я дышу сентябрём,
позабыв про болезнь и усталость…
И трепещет под окнами тополь,
как в церкви свеча.
ОСЕНЬ
Осень растекается по улицам,
Сыпет клёны нам под ноги медь,
Ясень над скамейкою сутулится,
Сквер готов в огне грехов сгореть.
Город опускает руки. Холодно,
Хочется уюта и тепла.
Стынет осень чашею расколотой,
И горюет на ветру ветла.
Птицы поднебесные срываются,
В ирий стаи держат долгий путь…
А сентябрь-то только начинается,
Но тепла обратно не вернуть.
Свободой повеяло, что ли?
Всё дивно, куда не взгляни.
Остатки ребяческой боли
Сровняли февральские дни.
Я снова, как птица, свободно
Решаюсь на новый полёт
Над серой равниной холодной,
С одним лишь желаньем – «Вперёд!»
Забыв послевкусие страха,
И сердце своё обнажив,
Расправил с беспечным размахом
Звенящие крылья души!
СИНЕГОРИЯ
Александру Голубову
Манили дали тайнами туманными,
Мы вожделели новый мир найти.
В те годы мы вдруг стали магеланами,
Ища обетованные пути.
Мы созидали новую историю,
Покинув затхло-пресный быт квартир…
И стали терриконы – Синегорией,
Где начинался наш особый мир:
Где каждый день нам приносил открытия,
Где лес кленовый был, как цитадель…
Где были мы – четыре повелителя
Новооткрытых сказочных земель.
АЛХИМИЯ ОСЕНИ
Город октябрьски багров,
Окнами щурится сонно.
В горнах осенних костров
Плавится золото клёнов.
Дым обвивает дома
Лаокооновым змеем.
Стелется горький туман,
Город в угаре немеет.
Золото тает в огне,
Воздух свинцом наполняя.
Дым, от тоски замутнев,
Грустно течёт за трамваем.
* * *
Когда остывшие надежды
Листвою скинут тополя,
Как надоевшую одежду,
И успокоится земля,
Дворы наполнятся прохладой
И нереальной пустотой,
И новым жизненным укладом
Задышит бренный город мой,
Тогда и я, собрав пожитки,
Пойду по зову в темноту,
Туда, где тихий ветер жидкий,
Качает робкую звезду.
* * *
Облаков растворилась завеса,
Стала даль бесконечно чиста.
На затёртых камнях Херсонеса
В летний полдень царит суета.
Между пышных кустов олеандра
Бродят тени прошедших эпох.
И застывший седым кинокадром,
Старый колокол сник и заглох…
Здесь души очищается накипь,
Как светло здесь дышать и легко!..
Лишь степные кровавые маки
Обагряют руины веков.
* * *
Здесь небо, солнце и вода свои читают мантры,
И новый быт, открытый мной кипит, бурлит, живёт…
Смолистых кедров аромат, как запах олеандров
Впитается в одежды мне и в лёгкие войдёт.
И я запомню этот мир по запаху и звуку,
По цветогамме, по шальным движениям минут.
Я этот город постигал, забыв тоску и скуку,
Здесь в чашке кофе я допил последнюю луну.
* * *
Вы – поколение «Икс»,
Мы – поколение «Ноль».
А. Икрин
Это не Корсунь, а Стикс —
Волны, как чёрная боль.
Мы – поколение «Икс»
Вы – поколение «Ноль».
Здесь продолжается жизнь.
Там – разлагается злость.
Мы устремляемся ввысь,
Чтобы истлеть не пришлось.
Мы от рожденья слабы —
Рвёмся из мрака на свет!
И не хотим без борьбы
Чувствовать привкус побед.
ПЕРВОЕ УТРО
Памяти Рэя Брэдбери
Рвётся, как легенда изнутри
Позабытой пожелтевшей книжки,
Колдовство обычного мальчишки,
Гасящего словом фонари.
И течёт волшба его строки,
Счастлив он и горд собой при этом,
Что являет всей планете лето