До рассвета оставалось всего ничего…
Грядущий день даже по мельчайшим, едва заметным в начале суток природным признакам и, разумеется, согласно вчерашнему вечернему оптимистичному радиопосулу синоптиков обещал выдаться погожим, с чем без обиняков солидно согласился бы любой местный старик, с видом мудреца глянувший в небо и со вздохом облегчения пощупавший поясницу, если бы, конечно, не спал сейчас, как большинство сельчан, крепчайшим предрассветным сном работящего человека.
Несколько кряду таких денёчков, и к авральному (а иных темпов уборочной страды наш русский мужик, пожалуй, и не знавал никогда) сенокосу можно приступать смело. Неделя дружной слаженной работы, и – скотинка, как бывшая когда-то колхозно-совхозной, а ныне фермерская, так и дедушкина-бабушкина единоличная, основным зимним кормом до следующего пастбищного сезона обеспечена под завязку: застоявшееся, нетерпеливо ждущее встречи с косарями душистое разнотравье нынче богатое как никогда.
Почему такое богатое, да вдруг застоялось, спросит далёкий от сельского хозяйства читатель-горожанин. Обленился, поди, современный крестьянин и «трын-трава» ему родное разнотравье, призванное не дать околеть от бескормицы вышепоименованному поголовью предстоящей суровой зимой? Отнюдь. Просто в зонах рискованного земледелия, как, например, здесь вот, в данной местности, и коих в стране вообще немало, благоприятная для уборки кормовых культур (о зерновых и вовсе отдельная песня) погода радует своей стабильностью куда реже, чем хотелось бы. Так что, как только хоть чуточку по-настоящему распогодится, вроде многообещающего завтрашнего дня, так и… зазвенят остры косы, засверкают вилы-грабли!
Угадали, конечно, да не совсем…
Проезжая на малой скорости по растянувшемуся вдоль федеральной автотрассы ночному селу, водитель почти совсем новенького представительского «Мерседеса» Лёва Скакунов, видевший в темноте не хуже иной совы, обнаружил, что косить в этих краях уже начинали. То тут, то там сквозь редкие прогалы между домами и зелёными насаждениями просматривались свежевыкошенные участки, на которых скромно ютились небольшие пока стожки заготавливаемого сена щедрого урожая этого благодатного лета.
Сладко позёвывая, Лёва плавно, стараясь не потревожить спокойный сон расслабившихся в обнимку на заднем сиденье своего «шефа» – молодой восходящей звезды отечественного бизнеса Артёма Рукомойникова и его юной эскорт-подруги Милы, съехал за обочину, выбрал под густой сенью притихших в окружении кустарников больших деревьев местечко поукромнее и, склонив начавшую с некоторых пор активно лысеть голову к рулю, решил «маненечко соснуть». Совсем-совсем малую малость, ибо к рабочему утру им надлежало непременно быть в пункте назначения.
Эх, и любил же Лёва свою работу! Чуть не каждый день – новые места, новые впечатления. Неугомонный шеф, не терпящий сидеть на месте и не успевший ещё устать от частых командировок то в Москву, то, наоборот, на край света, предпочитал пока передвигаться даже на тысячекилометровые расстояния не самолётом или поездом, где сидишь как арестант взаперти, не имея возможности вживую понаслаждаться красотами природы, а – исключительно автомобилем. Будь его воля, и на мотоцикле гонял бы по стране, да есть тут некоторые неприемлемые для респектабельного командировочного неудобства. В частности – куда пристроить плечики со строгим деловым костюмом, парой свежих сорочек и так далее…
А уж за что Лёва искренне уважал своего начальника Артёма, так это за его ум и демократичность. Мало того, что междусобойное общение во внеофисной обстановке тот признавал только равноправное – или оба друг друга называют на «ты», или оба же – на «вы», по имени-отчеству (выбирать предоставлял исключительно младшему по рангу), но и в дороге, непосредственно во время движения никогда не позволял себе вмешиваться в его, Лёвы, профессиональные шоферские дела. Как рулить, с какой скоростью, да и в целом каким маршрутом ехать. Названы конечный пункт, адрес, расчётное время прибытия, а дальше… профессионалу и решать, как лучше задачу выполнить. Иногда, правда, просил Артём Лёву дать ему прокатиться за рулём, но только на лёгких, мало загруженных автотранспортом участках дорог. Чтоб не нервничал водитель… – вот это настоящее уважение к подчинённому! Не то, что как иногда бывает. Взять хотя бы тот армейский случай, воспоминания о котором неизменно приводили Лёву в трудно сдерживаемую, чтобы не заматериться вслух, со временем, конечно, более и более слабеющую, но так на сегодня до конца и не угасшую ярость…
Тому лет пятнадцать назад младший сержант Лев Скакунов, как один из лучших водителей автомобильного батальона, был командирован под началом самого занудливого офицера части в Москву для получения на дивизионной базе спецмашины, укомплектованной новейшей засекреченной аппаратурой связи. Туда спокойно добрались пассажирским поездом. Без задержек получили технику. Лёва опробовал её ходовые качества, а офицер, связист по специальности, проверил, все ли на месте пломбы на опечатанной аппаратуре и в полном ли порядке документация. После чего чинно-ладно отправились, уже в кабине новой машины, в обратный путь. И вот тут-то относительно спокойная по сравнению со многими другими родами войск жизнь для младшего сержанта-автомобилиста и закончилась, дав такой крен, что до сих пор кулаки чешутся в жажде отмщения. Уже, увы, бессильно…
Но… есть, есть, оказывается, на свете справедливость! Как и всяким нормальным человеком, сморённым усталостью Лёвой снившийся ему сейчас чудесный сон воспринимался, естественно, не как сон, а как самая что ни на есть явная явь. Зал военного трибунала… на скамье подсудимых тот самый зануда-офицер. Строгий председательствующий зычно командует: «Вста-а-ть!»
Трясущийся от страха капитан-связист послушно вытягивается по стойке «смирно».
«Оглашается приговор по уголовному делу номер тринадцать дробь тринадцать тире тринадцать…
Капитана Барабанова разжаловать в рядовые и направить служить подсобным рабочим в свинарник части. Считать полностью доказанным в ходе судебного следствия то обстоятельство, что увенчавшийся переломом челюсти удар по его лицу, нанесённый младшим сержантом Скакуновым в процессе перегона спецавтомашины, совершён не из хулиганских побуждений, а исключительно как крик солдатской души, измученной и доведённой до отчаяния редкостной тупостью и злостной, неоправданной придирчивостью дурного начальника. Потому как недопустимо во время движения по заданному маршруту поминутно хватать добросовестного водителя за руку и указывать, как какую колдобину объехать, где тормозить, а где, наоборот, прибавить газку. Приравнять к вопиющей, противоречащей уставу и присяге, недостойной советского офицера и оскорбляющей нашу победоносную армию в целом трусости позорное убегание вприпрыжку вокруг машины так называемого отца-командира от смирного в повседневном поведении военнослужащего срочной службы, образцового, согласно служебным характеристикам, шофёра-отличника, верного и надёжного, согласно отзывам сослуживцев, товарища.