Минуло уже больше четверти века с того дня, когда гусеницы боевых машин десанта легендарной 40-й армии впервые загрохотали по улицам Кабула и Афганистан погрузился во мрак и хаос войны. Войны, которая стоила ему более миллиона человеческих жизней, которая принесла горе невосполнимой потери десяткам тысяч советских матерей. Эта война длилась официально 3238, а неофициально – более 4000 дней.
Время рассудит, какой она была – освободительной или захватнической. Ясно лишь одно – вчерашние школьники, взявшие автоматы в руки, выиграли ее, несмотря на то, что весь мир предрекал им поражение. Группировки моджахедов так и не смогли объединиться в борьбе за власть. Афганские вооруженные силы сумели закрепить успех военной победы, и демократический режим существовал в Афганистане еще несколько лет, прежде чем с карты мира исчез разрушенный изнутри предателями Отечества его главный союзник – Советский Союз.
К исходу 80-х годов минувшего столетия население Афганистана уже вполне позитивно оценивало достижения социального прогресса. За все годы войны афганская валюта оставалась одной из самых стабильных в мире. В последние годы вооруженного конфликта на территории страны успешно работало более 300 национальных, смешанных и иностранных предприятий, в том числе структурообразующие, созданные при финансовой и экономической помощи СССР.
Прошло всего 26 лет с начала той войны, многие ее участники еще живы, но история уже переписывается в угоду сиюминутным интересам разного рода «реформаторов». Афганская война занимает в школьных учебниках истории всего несколько строк, цинично повествующих о том, сколько СССР израсходовал средств на ведение боевых действий.
Так стирается людская память, стирается очень быстро. Кажется, еще совсем недавно мы были вместе, а сегодня с яростью зверей убиваем вчерашних друзей, тех, с кем плечом к плечу лежали в афганской пыли и делились последним глотком воды. Очень правильно и больно сказал об этом поэт Александр Розенбаум: «Пламя приднестровской войны родилось на афганском костре, и афганские видят сны оба берега на Днестре. Кулебяка в пятнадцать слоев, и в каждом есть тот, кто был за Рекой, что ж вы делаете, горе мое, что ж не смоете кровь с белоснежных клыков…» Чеченцы, дагестанцы, молдаване, грузины… кто следующий на очереди? Не русские ли?
Эта книга – лишь маленький фрагмент грандиозного полотна, название которому – Афганская война. Он нарисован простым советским человеком, который видел ее изнутри в течение восьми лет.
Автор приносит благодарность за моральную поддержку в написании этой книги историку и писателю А.И. Фурсову, советнику УГРО МВД в афганской провинции Кандагар А.Я. Воронину, командиру отряда ПСС-1 спецназа ГРУ ГШ в афганской провинции Нангархар С.В. Скрипнику, сержанту 2-го батальона 6-й роты 70-й отдельной мотострелковой бригады в афганской провинции Кандагар А.В. Павлюкову, переводчику мотострелкового полка в афганской провинции Парван >В.А. Григорьеву.
Москва, 5 января 1989 года
Тихо прошуршав шиповкой по морозному, искрящемуся в желтых лучах уличного фонаря снегу, авто застыло перед подъездом. Задернув плотную штору на окне первого этажа, выходящем во двор, я повернулся к родным и обыденно сказал: «Все, пора, время не ждет». Зашел в смежную, крохотную комнату, где спала дочка, поцеловал ее в лоб. Присели, как водится, на минуту, обнялись, и я стал выносить на улицу свой багаж – два желтых чемодана из кожзаменителя – талисманы, которые сопровождали меня в Афганистан с далекого 1979 года, и три коробки со снедью. Водитель помог закинуть все это в багажник. Время поджимало. А я смотрел на светящиеся окна моей квартиры и застывшие на желтом фоне темные силуэты мамы и жены. Тихо падал снег, ветра не было. Обычный уютный московский двор на Речном вокзале. Крохотная детская площадка под окнами, стенд с газетой, издававшейся домовой общественностью, белый с красным грибок-песочница, редкие огни засыпающих квартир.
Махнув на прощанье родным, я сел на переднее сиденье. Черная «Волга», мягко стартовав, стала набирать ход. Поворот налево, и мы на Ленинградке. Пустынная трасса до Шереметьево-2.
– Поставь что-нибудь душевное, – обратился я к водителю.
У того были свои представления о душевном. «Третий год здесь, то тут, то там обновлял я лик родной земли, а за мною мчался по пятам исполнительный лист…», – захрипели колонки голосом Лозы. Подумалось, что за мной никто вроде и не гонится, а год уже не третий, а девятый, да и страна далекая. Впрочем, она уже успела стать почти родной…
Начинается регистрация на рейс СУ-531, Москва – Кабул, пролетело над залом объявление, спетое милым женским голосом. По привычке я не стал смотреть на черное табло с расписанием отправки самолетов, а завертел головой по залу отлета. Что-то изменилось, но что именно? Это я понял только минут через пять, когда глаз так и не остановился на «Шанхае». Так я называл толпы одетых в гражданское военных людей с чемоданами и коробками, устремлявшихся обычно наперегонки к воротам таможенного пропуска и месту регистрации билетов. Пришлось идти к табло и смотреть, где производится регистрация. Левая сторона, ворота номер два. Человек шесть соотечественников, четыре афганца. Все, больше никого нет. Юрий Тыссовский, с которым мне предстояло работать в Афганистане после вывода войск, уже прошел таможню и передвигал постепенно свой скарб к ленте багажа. Перевес уже не имел значения – пассажиров почти не было, и если бы мы захотели, ТУшка (Ту-154-М) повезла бы в Кабул хоть тонну нашего груза.
– И куда же это вас, мальчики, несет? Все оттуда, а вы туда. Средних лет подтянутая женщина в синей униформе и очках смотрела поверх экрана, по которому ровными рядами проплывали очертания бутылок и бесформенные черные свертки – обернутая в фольгу замороженная свинина и тушки домашних птиц.
– Не растряси, – сказала она напоследок и отвернулась в противоположную от ленты-транспортера сторону.
– Виталий, прими отбывающих, я отлучусь на пару минут. Женщину-таможенника на посту сменил плотно сбитый, низкорослый черноволосый парень.
– Здорово, Андрюха. Не узнаешь?
Как тут не узнать. Виталя Пономаренко. Сокурсник, военный переводчик в группе Главного военного советника в 1979–1980 годах. Кабул, Газни. Жили вместе в одной квартире 115-го блока в новом микрорайоне почти год. И потом уже, в середине 80-х, часто в Кабуле встречались, в свободные вечера играли в преферанс. На публике обниматься было негоже. Мы отошли в сторону и проговорили минут с двадцать. Когда прощались, мне подумалось, что это, наверное, хорошая примета – встречать друзей перед долгой разлукой с Родиной. Впрочем, друзья и знакомые, побывавшие в Афгане, встречались буквально на каждом шагу. Лично у меня создалось такое впечатление, что в этой стране отвоевало и отработало пол-Москвы, однако я мог и заблуждаться.
