– Лейтенант Холль прибыл из отпуска по ранению! – Я стоял перед батальонным командиром, доктором Циммерманом.
Я с удивлением взглянул в усталое вытянутое лицо моего майора.
– Должен вам сказать, – продолжал он, – в списке потерь последних дней – все ротные командиры. Ваш преемник, обер-лейтенант Менхерт; лейтенант Янке из пятой роты потерял правую руку в атаке на Сталинград-Южный, рубка была еще та, и пока что 8-ю роту принял обер-фельдфебель Якобс. Теперь у меня есть хотя бы вы и мой адъютант, лейтенант Шюллер.
Этот высокий худой человек – который годился мне в отцы – сидел, согнувшись над котелком, и серьезно смотрел на меня. Пламя свечи отражалось в стеклах очков.
– Мы каждый день ждем пополнений, потому что они отчаянно нужны; наверное, они уже на подходе.
Лейтенант Эдельберт Холль в 1941 г.
8 июля мы оставили зимние позиции у реки Донец рядом с Нырково, чтобы принять участие в летнем наступлении. Атака на Бастион, где в апреле вас ранило, с самого начала стоила нам больших потерь. Лейтенант Ридель из 5-й роты – убит, его сменил лейтенант Янке; лейтенант Мадер из 6-й роты – убит, его сменил лейтенант Кремер. Мы прошли через Ворошиловград в общем направлении на юго-восток к Кавказу. Перейдя Дон, мы шли по калмыцкой степи, все так же на юго-восток. Встретили серьезное сопротивление у Катышевой балки. Когда мы его сломили, пришел приказ развернуться флангом влево и идти на северо-восток к Сталинграду. На южной окраине города нам снова пришлось преодолевать сильное сопротивление. Сейчас мы в самом разгаре уличных боев.
Я огляделся внимательнее. Поскольку города я не знал, батальонный связной встретил меня на исходе дня где-то в южных пригородах. Он провел меня в это трехэтажное каменное здание, проводив на КП батальона по настоящему лабиринту подземных ходов. Это был голый подвал без окон, с запахом сырости и плесени. Мне предстояло узнать, что все предыдущие недели помещение использовалось как женская тюрьма.
Штаб II батальона 276-го пехотного полка был расположен в женской тюрьме ГПУ
– Теперь расскажите, что с вами стало после ранения в Нырково.
– Мне хватит нескольких коротких фраз, герр майор. После того как меня прооперировали в Бад-Швальбахе, чтобы вынуть пулю из правого плеча, я получил отпуск для свадьбы. Мы поженились 20 июня. Потом мой отпуск кончился, и мне пришлось доложить о себе в запасном батальоне в Наумбурге-на-Заале. Там я встретил несколько товарищей из нашей дивизии, включая теперешнего командира, герра гауптмана Шольца, моего бывшего командира роты, обер-лейтенанта Ферстеру, лейтенанта Малеца и лейтенанта Ширбеля из нашего батальона и нескольких господ из других полков. Герр Малец предложил мне стать инструктором отряда истребителей танков (5 мая 1942-го Холль получил два значка «За подбитый танк противника» – за два танка, подбитых 8 августа 1941 г. из противотанкового ружья. – Прим. ред.), но я отклонил его предложение, потому что хотел вернуться к товарищам на фронт. Пока шло мое назначение на должность, у меня получилось еще несколько дней отдыха. 20 августа я снова был в Наумбурге и получил направление в 134-ю пехотную дивизию, развернутую в центральном секторе в районе Орла. Несмотря на теплый прием, оказанный командованием и солдатами, мне было невесело. Они не были моими старыми товарищами. У себя я знал каждого рядового в батальоне. А здесь я чувствовал себя как рыба, вынутая из воды. То, что я был назначен офицером пехотного прикрытия к командиру XXXXI танкового корпуса, генералу танковых войск Харпе, ничего не меняло. Под предлогом того, что меня беспокоит рана, я попросил генерала Харпе отправить меня домой до выздоровления. Вот командировочное предписание. Дорога в родную часть заняла 8 дней.
Майор ухмыльнулся:
– Так это все было сплошным притворством?
– Так точно, герр майор!
– Переночевать можете здесь, на командном пункте, а завтра принимайте свою старую седьмую роту. Тогда же прибудет лейтенант Шюллер; он направляется в роты на переднем крае, чтобы посмотреть, все ли там в порядке. Шюллер введет вас в курс дела насчет положения на передовой. А как у вас дела дома? Как жена и родители?
– Прекрасно, герр майор. Они, естественно, все были счастливы, особенно когда я быстро оправился от раны – все 8 недель за мной всячески ухаживали.
– Рад за вас, Холль. Кто знает, сколько вам еще придется ждать отпуска. А вот и лейтенант Шюллер.
Я обернулся и увидел располагающее лицо моего друга Иоахима Шюллера. Он тоже узнал меня с первого взгляда. Его лицо просветлело.
– Надо же, Альберт, хорошо, что ты вернулся. Ты прямо из дома?
Мы стиснули друг другу руки, поглядели друг на друга и обнялись.
– Нет, Йохен, я из-под Орла в центральном секторе. Остальное тебе расскажет командир. Как дела на фронте?
Его глаза посерьезнели.
– Сейчас на фронте тихо, но отчаянно нужно пополнение, последние дни были особенно жестоки и к людям, и к лошадям. С начала наступления от Нырково после зимней паузы у нас были значительные потери. Хельмут Ридель убит, Франц Мадер ранен, лошадь Зигфрида Пёнигка наступила на мину, погибли и всадник, и лошадь, и сейчас, перед Сталинградом-Южным, ранен твой преемник в седьмой роте, обер-лейтенант Менхерт. Ханс Янке, принявший 5-ю роту после смерти нашего друга Риделя, потерял правую руку. У рядовых – не лучше; многие старые бойцы погибли или ранены. Самое время для пополнений.
Лейтенант Ганс-Иоахим (Йохен) Шюллер, адъютант II батальона 276-го пехотного полка
Я вернулся от встречи с другом к грубой реальности. Всего полгода назад батальон имел хорошо сбалансированную структуру управления – командиром был гауптман доктор Циммерман, адъютант – лейтенант Шюллер, компанифюрер (временный командир роты. – Прим. ред.) 5-й роты – лейтенант Ридель, компанифюрер 6-й роты – лейтенант Мадер, компанифюрер 8-й роты – лейтенант Вайнгертнер, доктор Щепански – батальонный врач и оберцальмейстер Кнопп отвечал за снабжение. Мы узнали друг друга во время формирования дивизии, в сентябре 1939 г., на войсковом полигоне в Кенигсбрюке под Дрезденом. А сейчас, всего три года спустя, нас осталось так мало.
– Пошли, ты можешь лечь вот здесь, а завтра с утра я сразу отведу тебя в твою роту.
– Спасибо, Йохен, я устал как собака. – Я лег на шерстяное одеяло, сделал себе «подушку» из походного ранца и попытался заснуть. В полусне я слушал, как наш командир разговаривает с полком по полевому телефону. Снаружи в подвал проникал приглушенный звук разрывов световых бомб, и жужжание «швейной машинки» – так мы называли русские самолеты У-2 (По-2) – говорило о том, что я вернулся в родную часть.