Февраль. Год поступления Колычевой
[16.02.2023 – Четверг – 23:05]
– Ненавижу это место… – когда Василиса Колычева наконец-то заговорила, ее голос прозвучал хрипло и кротко. Редкие соленые слезы стекали по щекам и тяжелыми каплями разбивались о разорванный учебник истории скульптуры, что так небрежно лежал на коленях. – Кто бы мог подумать, что вещи, которые достаются бесплатно, по итогу окажутся самыми дорогими.
– Вась, посмотри на меня. – Богдан Вишневский опустился на колени и, коснувшись кончиками пальцев подбородка, приподнял ее лицо. – Выглядишь паршиво, – прошептал он огорченно.
Василиса повела головой в сторону и устало убрала руку друга, избегая неприятных прикосновений. С момента последней порочной близости прошло около года, но ничего не изменилось. Воспоминания были свежи. Время не излечило боль, лишь загнало ее вглубь. Мужские прикосновения, даже столь безобидные и, казалось бы, наполненные трепетом и нежностью, вызывали лишь отторжение. Пробуждали темные чувства, затаенные в глубине души.
Покрасневшие глаза, влажные от слез щеки, небольшая морщинка меж надломленных бровей – привычная картина, которую Богдан периодически наблюдал с тех пор, как Василиса впервые встретила Его. Глухое раздражение смешивалось с едкой горечью сожаления и вины, ворочалось где-то глубоко внутри. Меж тем Василиса всегда держала Богдана на расстоянии, не скрывая своего недоверия. Его руки были связаны.
Узкая бледная ладонь скользнула по чувственным губам, безуспешно собирая остатки влаги. Василиса шумно шмыгнула носом и запрокинула голову. Веки медленно сомкнулись, а светлые ресницы задрожали.
– Старайся избегать любых встреч с ним, – хрипло произнес Богдан и протянул платок. – Дубовицкий агрессивен, словно Аббадон во плоти. Не понимаю тебя… Зачем все это?
– Разве я могу оставаться в стороне? – Василиса тихо фыркнула, принимая платок. – Я вляпалась в эту историю по самую макушку и не могу делать вид, что ничего не происходит, понимаешь? Мне не все равно…
– А Горский? Чего ты добиваешься, выводя его на эмоции?
– Эмоции? Кажется, у него нет ни чувств, ни эмоций, – раздраженно процедила Василиса. – Его злость и ненависть словно напускное. Он с таким же успехом мог бы играть роль доброго парня, – толика иронии проскользнула в голосе вкупе с тихой усмешкой. Василиса провела платком под нижними веками, нервно облизнула губы, вновь шмыгнув носом. На языке стало солоно.
– Не особо понимаю. Объясни.
– Он ведь фальшивый насквозь. – Василиса посмотрела на платок, сложила его вдвое и вновь приложила к носу чистой стороной. – Складывается ощущение, что на самом деле он ничего не чувствует, – усмехнувшись, продолжила совсем шепотом: – Но очень искусно притворяется.
– Брось, – уверенно произнес Богдан и сморщился, когда Василиса протянула ему испачканный платок, брезгливо убрал ее руку. – Умоляю, оставь себе, – немного подумал и добавил: – Невозможно притворяться таким. По крайней мере, не столь долгое время.
– На самом деле это все не так важно. Меня он мало волнует. Чувствую себя героиней малобюджетного кино со второсортным сюжетом, – тяжелый вздох сорвался с ее губ. – Честно говоря, я просто устала.
На последней фразе Василиса пристально посмотрела на Богдана, слегка склонив голову к плечу; порывы холодного ночного ветра раскачивали светлые локоны, выбившиеся из небрежно собранного хвоста. Глаза Колычевой – большие, с невыразимым влажным блеском – ясно говорили о чувствах, которых она не стыдилась. Достаточно было лишь одного ее взгляда, чтобы у Богдана перехватило дыхание так, словно кто-то пережал ему горло.
– Даже если бы удалось повернуть время вспять, то ты поступила бы так же, как и тогда, – Вишневский с трудом выдавил улыбку и по-отечески потрепал Василису по мягким волосам. – Пошли, пора возвращаться в комнату. Замерзнешь…
Василиса и Богдан неспешно шли по темному пустому коридору общежития. Каждый из них был погружен в свои, по всей видимости, мрачные мысли, и лишь ритмичный стук широких низких каблуков нарушал угнетающую тишину.
«Нескончаемый порочный круг», – подумала Василиса и горько усмехнулась. Это место, которое изначально должно было стать глотком свежего воздуха, возможностью изменить свою жизнь в лучшую сторону, оказалось для нее мучительной тюрьмой. Она чувствовала, что впала в немилость здешнего ведущего общества и не знала, как реабилитироваться в собственных глазах.
– Твою ж… – глухо прошептал Богдан и вдруг встал как вкопанный. Движение его было столь неожиданным, что Колычева, которая секунду назад смотрела себе под ноги и безмолвно оплакивала саму себя, не смогла избежать столкновения и уткнулась лицом в широкое плечо.
– Что такое? – недовольно спросила Василиса и заметила оцепеневший взгляд Богдана. Подняв голову, она застыла. Леденящий ужас сковал ее тело. Она не могла пошевелиться и, кажется, забыла, как дышать, а весь окружающий ее мир вмиг испарился. Просто исчез.
Под потолком, на джутовой веревке, затянутой вокруг тонкой шеи, висело и плавно раскачивалось, словно маятник напольных часов, тело. Голова была склонена, темные волосы прикрывали лицо, но Василиса с горестью узнала жертву, мысленно сожалея о том дне, когда впервые встретила Ее.
