Чарльз Роберт Мэтьюрин - Альбигойцы. Книга II

Альбигойцы II

Роман-эпопея

THE ALBIGENSES,

А Romance

BY THE AUTOR OF "BERTRAM; OR THE CASTLE OF ST. ALDOBRAND", A TREDEGY "WOMAN; OR POUT ET CONTRE", &c.

____________

"Sir, betake thee to thy faith,

For seventeen poniards are at thy bosom".

Shakspeare`s. All`s Well that Ends Well.

____________

IN SIX VOLUMES

VOL. II

____________

LONDON:

PRINTED FOR HURST, ROBINSON, AND CO.

90, CHEAPSIDK, AND 8, PALL-MALL;

AND A. CONSTABLE AND CO. EDINBURG.

1824

*

TO

MRS. SMITH

FITEWILLIAM STREET, DUBLIN

THIS WORK

IS INSCRIBED, BY

THE AUTHOR

`

БИБЛИОТЕКА

РОМАНОВ

и

ИСТОРИЧЕСКИХ

ЗАПИСОК

издаваемая

книгопродавцом Ф. РОТГАНОМ,

на

1835 год.

*

САНКТПЕТЕРБУРГ

1835

АЛЬБИГОЙЦЫ II.

ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН

XII СТОЛЕТИЯ

сочинение

МЭТЬЮРИНА

перевод с французского

*

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

*

САНКТПЕТЕРБУРГ

типография Н. Греча

1835

ПЕЧАТЬ ПОЗВОЛЯЕТСЯ

с тем, чтобы по напечатанию предоставлены были в Цензурный Комитет три экземпляра.

Санктпетербург, 3 августа, 1835.

Цензор А. Никитенко.

"Иные клятвы я готов произнести сейчас же,

И не боюсь тех вознесённых женщин,

Их выдержу… Я

Самый стойкий".

Джон Саклинг1

―

На следующий день, по выслушанию литургии в церкви замка, Крестоносцы собрались для совещания в огромной зале. Главное место занимал сам Барон Куртенайский, старавшийся приучить себя смотреть на Паладура. Совещание длилось долго и с большим жаром. Не сомневались, что разбитые и рассеянные Альбиогойцы были ещё опасны. Хотя отдельная часть их и не имела успеха в намерении пробиться в Аррагонию, но остатки её легко могли быть подкреплены еретиками, скитавшимся в горах, или населявшими Лангедокскую провинцию, и поражение слабого, почти безоружного передового отряда Альбигойцев, могло служить сигналом к восстанию для обитателей самый населённой и обработанной части Франции.

Мнение Аббата Нуармутьерского и большего числа рыцарей состояло в том, чтобы разразить одним ударом, без всякого милосердия и сострадания, всех еретиков до последнего. Успех такого предприятия основывали они на слабости противников, приведённых в ужас последнею схваткою, в которой пали храбрейшие из них. Другие члены совета предлагали подождать конца распри, восставшей между Филиппом и Иоанном, Королём Английским; иные советовали узнать прежде, чем закончились сношения Графа Тулузкого с Папой; остальные же говорили, что ничего не следовало бы делать до прибытия Графа де Монтфорта, которого ждали со дня на день со всеми силами. Поддерживающие это последнее мнение предлагали его не сколько по убеждению рассудка, сколько из опасения оскорбить могущественного Монтфорта, любимца Папы, который был соперником своего Государя и избранным вождём Церковных воинств.

В продолжение совещания Барон Куртенайский попеременно переходил от страха к беспокойству: то боялся он, что его предоставят собственной защите, то пугался того, что ему придётся содержать Крестоносцев долгое время в своём замке. Наконец раздался звук рога; вошедший гонец, преклоняя колено, подал Епископу Тулузкому письма из Рима, и Прелат отошел с ними к окну.

По прочтении писем, Епископ сделался безмолвным, погрузился в размышления, отвечал только кивками на все вопросы и что-то чертил неосознанно на полу концом своего жезла.

Наконец он был выведен из задумчивости упрёками вождей, которые требовали от него мнения и дивились равнодушию его к пользам Церкви. Аббат Нуармутьерский кричал громче прочих; он твердил беспрестанно, что должен истребить всех одним ударом, non ci, sed saepe, cedanto2. Наконец Епископ, будучи принуждённым прервать молчание, предложил отстрочить до времени всякое предприятия. Ясно видно было, как дорого стоило объявить ему подобное мнение, как страдала его гордость. Однако же он ни на минуту не уронил своего достоинства, и высказал все благовидные предлоги для продолжения своего мнения.

Он объявил, что опасно приступать к чему-либо, пока согласие Папы не будет объявлено Легатом, который был на пути во Францию, и как слышно, готов уступить настоянием безызвестного отшельника, называющегося Монахом Монткальмом, по мнению которого, убеждения могут гораздо вернее всякого оружия обратить еретиков на путь истинный. И так, уступая воле Св. Отца, присовокупил Епископ, мы получим его благословение, в то же время избегая неприятности нанести хотя тень оскорбления защитнику Церкви – блистательному Монтфорту, который верно досадовал бы похищение у него славы истреблять еретиков, на что он имеет столько права. Кроме того, оставаясь здесь, мы избавим Барона Куртенайского от страха быть осаждённому еретиками, а дня через три рог часового с высоты башни возвестит нам и прибытие Симона де Монтфорта с воинством.

Слова эти возбудили жесточайший ропот, исторглись у Епископа против воли, ибо каждому был известен воинственный, честолюбивый и надменный характер Прелата. Одни кричали об измене, другие об обмане и бесчестии, остальные, досадуя на нерешительность Римского Двора, клялись не обнажать впредь меча, если для открытия действий должно будет ждать повелений Рима.

Смятение возросло до высочайшей степени, как вдруг звук рога вторично раздался. Вслед за тем вошел всадник, прискакавший с вестью о прибытии во Францию Графа Раймонда Тулузкого, намерения которого ещё не были никому известны. Эта новость произвела на всех одинаковое действие. Не смотря на нерешительный характер Раймонда, все опасались его присутствия, неистощимых способов и влияния на народ, питавших к нему любовь и привязанность, независимо от его соотношений я Папою. К тому присоединился ещё и суеверный страх, следствие распространившейся молвы о том, что Раймонд Тулузкий, как еретик, сносился с адскими духами и занимался тайным, запрещённым искусством. Не удивительно, что после того самые неустрашимые члены собрания сделались безгласны, те, которые громче прочих кричали о необходимости всеобщего истребления еретиков, согласились наконец с Епископом отложить все приготовления до узнания воли Легата.

В продолжение этого времени Паладур, припоминая о встрече с незнакомцем в дикой пустоши, полагал вероятным, что виделся с самим Раймондом, хотя встреча та происходила при стечении странных, неизъяснимых обстоятельств, представлявшихся ему сновидением, в котором не принимал никакого участия, поймал первую спокойную минуту, чтобы приказать отворить двери в пиршественную залу. Сладкий трепет пробежал по членам Паладура. Сенеталь вышел вперёд с белою тростью в руке, пажи и оруженосцы заняли места свои.