Л. Буряк.
Александра.
Роман
Сатурмины
1
Илларион Михайлович был из потомственных дворян, – знатного и уважаемого рода Сатурминых. В Самарскую губернию переехал ещё его прадед. Ходят семейные придания, что тот был лично знаком с Александром Сергеевичем Пушкиным, и со всеми декабристами, но не сошёлся в некоторых аспектах. И перед самым восстанием выехал с семьей в провинцию. Где и доказывал на протяжении жизни, что можно решать проблемы иным путём. Хотя без участия, опальных друзей не оставлял. Писал ходатайства к царю, не раз встречался лично, призывая к милосердию и состраданию. Что, в конце концов, всё же возымело результат. (Многие были помилованы.)
Уже третье поколение рода было привязано к земле. Делая всё возможное, – чтобы жить, стало лучше, жить стало веселей. В Самаре открыли школу, где многие предметы вели сами именитые владельцы. Открылась городская библиотека, куда большинство книг закупили Сатурмины. И где ими был открыт фонд для закупки новых изданий. Местный университет предоставлял всяческие услуги для поддержания идей знатного семейства, хотя и не всегда целиком и полностью одобрял. Но большинство работ признавала мировая общественность и ничего не оставалось, как только поддерживать и рукоплескать. А впрочем, это было делать несложно, так как никаких затрат не несло.
На каком-то генном уровне, каждое поколение мужчин этого рода отличала патологическая доброта, благородство, справедливость и нетерпимость к жестокости. Они просто погибали от зла, потому что не могли противостоять тем же. Среди земляков у них врагов не было. Как можно злиться, – на мягких и отзывчивых людей, готовых бескорыстно помогать каждому.
Хотя глупыми и наивными назвать графов было нельзя. Однажды был случай с дедом. Пришел сосед за помощью, говорит: – «Жена захворала сильно. Как узнала, что обокрали… Всех коней угнали ироды. Так и слегла. Кормить нечем бедных деточек. Помоги Михаил Дементьевич, чем можешь, помоги». Да только у деда информация уже другая была… Угнал врунишка табун на дальние луга, подальше от глаз, спрятал…
А граф воспитан великодушным, не может вот так в лицо соседа обличить. Грубо это, не по божески. Он ему мягко так говорит: – «Трудное на тебя бремя свалилось Потап. Я тут по растратился немного, на нужды сельчан. Много дать не могу, да и время надобно, чтоб собрать хотя бы это кое-что, они в деле вертятся. Так ты помоги мне с работой, а я как соберу, тут же и выделю тебе нужную сумму». В начале, сосед вроде бы и согласился, походил за дедом пару дней. Да только не выдержал ни объёма, ни темпа работы. Ни того, что соседи пальцем тычут. Повинился. И больше охочих до дармовщинки не встречалось.
В имении графа Сатурмина крестьянам жилось вольно. При приходе имелась школа. Крестьянские дети все обучались грамоте и любому на выбор мастерству. А если были к наукам способные, хозяева отправляли на обучение в более достойные заведения, с выплатой стипендии. Так что были и такие, что выходили в люди. И семейство их не оставляло. Из таких было большинство преподавателей здешней школы. Были и врачи, и мастеровые. Так что крестьяне не хаяли своего барина. Они его любили…
Сатурмин Илларион Михайлович был почётным членом Питерского Университета. Имел ученую степень по естественным наукам, а вообще он не зацикливался на чём-то одном. Ему интересно было во всё сунуть свой нос, и делал это с полной самоотдачей. Даже в юриспруденции с ним считались. Он буквально кого-нибудь спасал от смерти, не страшась за последствия. И ему это сходило с рук…
Так в доме появилась Настюха. В тысяча девятьсот четырнадцатом, её жениха забрали на фронт, он кузнецом отменным слыл. А на неё положил глаз пожилой купец Иванников. Родители вроде бы и по перечили сперва не много, да всё же сдались. Стали, готовится к свадебке. На ту беду жениха с фронта на побывку отпустили, за боевые заслуги. Что тут было… Иванников с жалобой в суд. А Сатурмин кулаком по столу: – «Вы что над героями расправу чинить вздумали? Сидите, штаны протираете, пороха не нюхали. Армию обескровить вздумали. Не сметь…» И не посмели. Настюха замуж за Егора вышла, и с тех пор жила в доме у заступника. А Егор обратно на фронт ушёл. Родину защищать от интервентов.
Ещё была одна достопримечательность города, это удивительный яблоневый сад. Где росли такие сорта, что встречались только здесь, так как вездесущий дворянин увлекался селекцией. Ряд деревьев был назван его именем. Были и вовсе чудесные. Это, на которых, росли сразу все сорта. Илларион Михайлович доводил всё до абсолютизма, поэтому сад был не только достопримечательностью, но и гордостью города.
2
Осенью, шестнадцатого, где-то ещё в самом её начале, когда в саду ещё пылали цветом, и пьянили ароматом созревающие плоды. В Самаре был проездом некий Владимир Ульянов. Саша случайно застала их в саду с отцом. Мужчины увлечённо спорили.
Чтобы не мешать, она остановилась в стороне и прислонилась к дереву в ожидании. Легкий ветерок изредка доносил отрывки, слишком громко высказанных фраз. Так что напрягаться, чтобы подслушать не было надобности. Отец горячился. Лысоватый мужичок подзадоривал, но было заметно, что каждый оставался при своём мнении.
– «Террор это не решение проблем, это их усугубление»: выкрикивал отец: – «Во-первых, развалите страну… Во-вторых, погибнет множество ни в чём не повинных людей… Если завести адскую машинку, её уже не остановить. Вам не удастся контролировать процесс… Вы сами же попадёте в туже мясорубку, коль вдруг станете у неё на пути.
Вы представляете, что в первую очередь гибнет тонкая прослойка интеллигенции, без неё прогресс задохнётся, как от отсутствия кислорода. Это вам не Куликово поле, это города, деревни, дома, семьи… Страна откатится в средние века… А в условиях войны это смертельно… Надо быть гениальным политиком, что бы в короткие сроки решить разногласия в стране, и уладить конфликт, в не. Я такого ещё не встречал». Отец умолк.
Мужичок живенько ухмыльнулся: – «Да, батенька террор это не лучший вариант. Но вы скажите, кто добровольно отдаст бразды правления? Ведь они будут драться батенька, не на жизнь, а на смерть. И мы будем драться. Да потому что, кто же даст шанс узнать другую жизнь, забитому и изнурённому тяжким трудом народу? Кто позаботится о них, бесправных и голодных? Таких как ваше семейство раз, два, три… Декабристы… Светлая им память… А основная масса, самодуры и мракобесы. Любого на плаху отправят, лишь похрусти у ушка купюрой».
Наконец Владимир Ильич сжалился над отцом и примирительно похлопал по плечу: – «Обещаю, что прежде попробуем ваш вариант… Да, позвольте мне чиркнуть вам пару строк на прощание… Я запечатаю их в конверт. Настанет время, вскроете. Может пригодиться. Буду очень рад, с вами ещё свидеться… И вам пора. Дочь заждалась».
