Посвящается Ире
Фотоальбомы есть в любой американской семье. Трудно представить без такого альбома ячейку общества. Наверно, это не очень комфортная ячейка. Другое дело, к альбому требуются дополнения и комментарии. Но главное нельзя не заметить. Люди – те, кто на снимке, счастливы, сами о том не догадываясь. Даже, если прыгают вниз головой с моста (есть такой способ получения удовольствия) или ползут на нескончаемую гору, настроение у них хоть куда. Фото здесь в самый раз. Важно остановить мгновение, а восторг можно выразить дома, когда все прекрасное уже позади.
Фотография ограничивает воображение, сводя его к простой констатации факта. А какие факты могут быть среди безмятежного растворения в природе, где лакировка действительности происходит без нашего участия, где море, пальмы, березы, крем для загара, осы над шашлыком и все такое… Ведешь пальцем по снимку, тычешь в прически, носы, пляжные туалеты, угадываешь, где кто.
Фото расставляет все по местам с точностью документа. И наоборот, без фото никакой документ – не документ. Вот если бы заснять мамонта до того, как он сбежал в Африку и стал слоном. Иначе как докажешь? А было бы фото, и все окончательно прояснилось. Мамонт изловчился, а овца не успела. Потому ее стригут, и все знают, что это овца и ее нужно стричь.
Современные фотоальбомы – стандартные, блестящие, с конвертиками для снимков. Чистый Макдоналдс. Съесть нельзя, а сравнить можно. Отчасти похоже, но часть не заменяет целого. Если приложить к снимку сюжет, это, безусловно, послужит делу. Отсюда приходит мысль, объединить фото с путевыми заметками. Мысль старинная, как берестяная грамота, когда еще никакого фото не было, и новости плыли по широкой реке от деревни к деревне. Что ни говори, даже бесшабашный мот и транжира остается эгоистом в литературно-художественном смысле. Разумным эгоистом – как определили просветители, пытающиеся примирить атеизм с моралью. Увиденное хочется унести с собой, чтобы при случае суметь использовать повторно, оживить воспоминание.
Так и в нашем альбоме. Все места, о которых идет речь, мы с Ирой посетили вдвоем. Не скажу, что ели из одной тарелки, обошлось без крайностей, но впечатления были общими. Поскольку Ира вела машину, записывать пришлось мне. Для этого моего зрения хватало, а комментарии поступали с обеих сторон. По крайней мере, теперь есть, что вспомнить о чем рассказать.
Предполагалось, что цель поездки – здоровый отдых не даст много пищи для воспоминаний. А иная пища в машину едва поместилась, даже на обратном пути возникли трудности с размещением кулеров, кастрюль и неизрасходованных калорий. Страшно подумать, если бы нам удалось поймать рыбу. В каком-то загадочном для рассудка смысле такова была воля свыше.
На яркие впечатления мы особо не рассчитывали, но что-то должно было сохраниться. Настоящие гарантии дает государственная служба, так учит мой товарищ Марик. Он много лет живет в Америке, любит ее, и, более того, знает жизнь (это он о себе) не слабее, чем Кожаный Чулок окрестности Великих Озер.
– Госслужба – хорошее дело. – Размышляет вслух Марик. – Здесь это называется работать на гавермент (правительство). Вот серб Стефан. Лет ему восемьдесят, не меньше. Спрашиваю:
– Стефан, что ты здесь киснешь? Пенсия приличная. Насладись жизнью. Самое время.
– Это зачем? – Отвечает Стефан. – Чего дома сидеть? Жена возит…
– Но сколько можно? Освободи место, открой дорогу молодежи.
– Я погляжу на тебя в моем возрасте.
– Ты что, рассчитываешь дождаться?
– А чего? Если жена будет возить…
В общем, на правительство работать можно. Кстати, Ира и Валя работают на правительство. Мы с Мариной на правительство не работаем. Приходится думать о себе.
– Я еду за удочкой. – Звонит Марина. – Там рыбы полно. Мне сказали. Тебе купить?
– Удочку? Купи.
– Ты ловил?
– Один раз. Сорвалась у самого берега. У меня есть свидетель.
– А я ни разу. Но лески у них нет.
– Без лески нельзя.
– Я знаю. Купим по дороге. И червей. На автозаправке. В общем, ты согласен? Я Вале предлагала, она отказалась. Если что, я договорилась с Юрием Ивановичем. Он будет на связи.
– Кто такой Юрий Иванович?
– Ты его не знаешь.
Так даже лучше. Без лишних вопросов. Как Юрий Иванович скажет, так и будет. Теперь кажется, вспомнить почти нечего. В этом коварство заблуждения. Известное выражение – у памяти хороший вкус следует понимать буквально, память сама выбирает нужное, как собачка целебную травку. Никакой мелочью пренебрегать не стоит.
Едва мы выехали, Ира выразила недоверие навигатору. Его (ее?) скрипучий голос предельно обезличен. Таким голосом в мультфильмах озвучивают тещу. Я с Ирой согласен, когда форма раздражает, содержание теряет значение. В семейных отношениях это мало понять, нужно выстрадать.
– Ну что она такое говорит? – Возмущенно комментирует Ира. – Нужно в ист, а она на вест. И еще на норд. Совершенно в другую сторону.
– Мох на деревьях растет с северной стороны. – Сообщаю я.
– Зачем ты это сказал? – Спрашивает Ира.
– На крайний случай. Сама видишь, наугад едем. Мало ли-где ночевать придется…
Конечно, лучше помолчать, но не всегда удается. Душевный покой Ира обрела на задах автозаправки, у магазинчика с большой надписью ICE. Крепыш с косичкой на затылке заталкивал в машину огромную упаковку колы. Он все объяснил.
– Ну вот, – говорит Ира. – Теперь все ясно. Сейчас на пятьсот шестьдесят вторую. Три мили на двести шестидесятую, и поворот, главное, не пропустить.
Возможно, цифры другие. Навигатор и дальше пытался вставить слово, но мы его не слушали. Мы съехали с хайвея и погрузились в провинцию. В ухоженные, гладко убранные поля за бесконечными изгородями, отделяющими дорогу от аграрной действительности. Природа выглядит празднично и даже несколько кокетливо, будто в ожидании гостей. Кое-где под перелесками лежит наверченное на катушки сено. Сходство с бигуди – не первое, что приходит в голову, но отказаться потом от сравнения трудно. Машины у крыльца чистеньких домиков сменили лошадиную силу. Народ, как элемент окружающей среды, себя не обнаруживает. Буквально, никого, пейзаж безлюден, семья собралась у кондиционера и читает Библию. Едят блинчики с кленовым сиропом. Тихо вокруг. Если вы народник, у вас сейчас спокойно на душе за народ. Никто не развешивает белье, не кормит кур, не дымит на тракторе, не глядит вдаль, приложив ладонь ко лбу. Не пылит дорога. Коровы гуляют понемногу, пасутся, наверно. А человеческий фактор попрятался, будто стерли с бумаги резинкой. Пусто.
Конфликт движет сюжет, но искать конфликт на отдыхе неразумно. Потому и сам отдых проходит так быстро. Среди волнующегося, как небрежно наброшенная простыня, простора можно отметить беседующих мужчин, группками, по двое-трое. На милой родине такие картины можно наблюдать за окнами гастронома в конце трудового дня. По крайней мере, такое приходит в голову. А что здесь? Новичку вникнуть непросто. Марик объясняет так.
