6 лет назад
Ещё один штрих – уверенный мазок кистью по холсту, и всё. Бушующее море, совсем как настоящее, шумит на мольберте, заставляя испытывать гордость за своё творение. Не Айвазовский, конечно, но тоже достойно.
Заправив непослушную золотистую прядь за ухо, отхожу назад. Два шага, и солнечный свет падает на картину, отражаясь в каждой капле аквамарина. Небольшой парусник, сражающийся со стихией, будто оживает. Надежда моряка. Она здесь, вместе с ним. Вода не победит, не проглотить его…
– Катя! – сердитый женский голос, долетает с первого этажа, разрушая очарование момента. Воображение отключается, меня отбрасывает обратно в реальный мир. – Сколько можно тебя звать? – дверь комнаты с грохотом ударяется о стену, я оборачиваюсь.
На пороге стоит Аня – мой оживший ночной кошмар. Мучительница и домоправительница в одном лице. Бывшая подруга. Папина жена. Мачеха.
– Завтрак давно уже на столе, – произносит она, морща свой аккуратный, недавно сделанный, носик. Рыжие брови девушки вопросительно взлетают на открытый лоб, выдавая её негодование. – Что на тебе надето?
Опускаю взгляд на свою старую, видавшую виды футболку. Некогда белая ткань пропиталась красками и представляла собой весёлый холст художника-абстракциониста. Разноцветные пятна были разбросаны по всей её поверхности, создавая очаровательный узор. На груди замечаю одно новое – напоминание о картине, что прячется у меня за спиной.
– Ты похожа на бомжиху с ближайшей мусорки, – произносит так, будто имеет представление о том, как выглядят бездомные люди. – Немедленно переодевайся и спускайся вниз. Твой отец не будет есть пока тебя нет.
Дожидаюсь, когда за Аней захлопнется дверь и закатываю глаза. Сильно так, до боли. Обида бьёт по сердцу горячим ключом, заставляя стискивать зубы.
С того самого дня, три года назад, как отец притащил её к нам домой, наш привычный мир рухнул. Мне тогда было пятнадцать, а Ане едва исполнилось двадцать. Она работала в моей школе, была секретарём директора. Увидела папу во время одного из родительских собраний и пошло-поехало. А я, наивная душа, думала, что она действительно интересует моим творчеством. Приходила, смотрела мои картины, рассказывала о каких-то выставках и конкурсах, куда можно податься. Я и сама не поняла как в один прекрасный день, Аня из подруги превратилась в мачеху. Злую. Вредную. Искусственную. И как только папа терпит её? В ней же нет ни грамма искренности…
Торопливо переодеваюсь в летний сарафан из жёлтого хлопка с россыпью голубых цветков. Длинные волосы перевязываю в высокий хвост и спешу в столовую. Не хочу расстраивать отца. Ему сейчас вообще нельзя волноваться. В последнее время проблемы с сердцем не дают ему покоя. Ещё и на работе возникли проблемы.
Уже у входа замираю, чтобы разгладить юбку и стереть с колена след синей краски. Хорошо, что заметила вовремя, иначе пришлось бы снова выслушивать наставления Ани о том, как должна выглядеть девушка нашего статуса и положения.
– Всем доброе утро! – вплываю в столовую, вооружившись самой очаровательной улыбкой, какая только есть в моем арсенале. Благо учёба в закрытой школе-пансионе для девочек принесла достойные плоды.
– Привет, – улыбается папа, подставляя щеку для поцелуя. Стараюсь не замечать глубоких морщин, тонкой сетью накрывших лицо любимого человека. – Ты сегодня позже, чем обычно, – глубокие голубые глаза, совсем как мои собственные, сканируют моё лицо. – Снова всю ночь не спала?
Не могу ему врать и признаюсь. С тех пор как не стало мамы он – моя единственная родная душа на всём белом свете. Никогда не сделаю ничего, что может ранить его или причинить боль.
– Ночью мне работается намного лучше, – накладываю себе и ему наш любимый черничный пирог. – Зато, я закончила конкурсную работу, – не могу сдержать ликования в голосе. Обучение в Высшей национальной школе изящных искусств Парижа – это мечта всей моей жизни. Как представлю, что стану их студенткой, сердце выскакивает из груди, а руки трясутся так, что не могу кисть ровно держать. Но, что важнее всего – я хочу поступить туда сама, своими силами. Получить стипендию и жить обычной студенческой жизнью. Как все… – Через неделю начнутся вступительные испытания, у меня больше не будет возможности ничего переделать. Поэтому, хочу быть готовой ко всему.
Папа тянется ко мне и накрывает мою руку своей. Его тепло, сила и уверенность передаются через это прикосновение, заполняя сердце любовью.
– Я горжусь тобой, принцесса, – произносит мягко и улыбается. – Ты обязательно будешь там учиться…
– А, если предположим, – приторно-сладкий голосок Ани разрушает магию момента, – что она не поступит. Ну, не хватит у Кати таланта или знаний. Что тогда?
Чувствую, как напрягается папина рука. Она тяжелеет, становится каменной.
– У моей дочери все получится! – отсекает на корню. – Катя поступит и поедет учиться в Париж, – сказал, как отрезал. Уверенно. Жёстко. Без тени сомнений.
Иногда мне самой тяжело от того как сильно папа верит в меня. Груз его ожиданий, который с каждым годом становится лишь больше, давит так, что боюсь не выдержать. Сломаюсь, и сама ну пойму как…
– Спасибо, – шепчу едва слышно, бросая на раскрасневшуюся Аню взгляд исподтишка.
– Всем приятного аппетита, – произносит отец, и в столовой становится тихо. Только слышно, как медленно колышутся шторы и стучат вилки с ножами.
Знакомая грусть медленно ложится на плечи, заставляет нахмуриться. Иногда мне кажется, что идеальный мир Ангеловых – это лишь игра, ширма, за которой прячется нечто большее. И я не уверена, хочу ли заглянуть в закулисье собственной жизни…
