О моих отношениях с Богом:
от любви до ненависти и обратно…
p_i_r_a_n_y_a
Пред монахинями святыми
преклоняю колени, грешная,
перед ликами расписными
наземь брошусь в слезах, безутешная:
"Помогите мне, святые, светлые,
да во имя Отца и Сына,
научите меня, отпетую,
как любить, и как быть любимой.
Вы чисты и душой, и ликом —
верой вы и молитвой живёте,
ну а мне-то как, многоликой?
я – живая, из крови и плоти!"
С упоеньем читаю молитву
"Отче наш" – я других не знаю,
но, как только из храма выйду —
я опять —мирская, живая…
Боже, вспомни свою истину,
в богохульстве меня не кляня —
возлюби своего ближнего:
полюби и прости меня.
По подушке локоны
разметав,
ангел спит, от жизни
земной устав…
Не на небе синем
в белом облаке —
на руке любимого,
сердца около…
Нимб и крылья сброшены
на порог,
не осудит может быть
мудрый Бог…
Больные осколки наших душ
Больные осколки
наших душ окровавленных
валялись на свалках
непризнанных в мире талантов.
Неизвестно, сколько
длилось бы наше бесславие,
если б мы и оттуда
не сверкали бы ярче брильянтов.
И вдруг, по воле
чьей-то, наверно – божественной,
не знаю, кто
для нас бы ещё это сделал,
Но нас – собрали,
и мы своими совпали трещинками,
как будто всегда
и были одним целым.
И пусть завистники
теперь злятся, как нам повезло —
они не знают,
где все мы до этого были:
витраж – намного
красивей, чем просто стекло,
особенно если
душу в него вложили.
Я – маленький солнечный лучик
Я – маленький солнечный лучик,
скользящий по лицам людей,
я – чей-то утерянный ключик
от старых волшебных дверей.
Бумажный очаг не согреет
кого-то в суровую стужу,
не любит никто, не жалеет
его одинокую душу.
Тот кто-то в каморке холодной
не может никак отогреться,
и плачет в тоске безысходной
его одинокое сердце.
***
Я – маленький солнечный лучик.
Я – ключ к одинокому сердцу.
Ты прав, я запуталась очень
Ты прав, я запуталась очень,
и за деревьями вовсе не вижу лес…
Но ты – ты не мог бы помочь мне,
если ты знаешь, что сделать, чтоб он воскрес?
Ведь если пустяк Ему это,
ну кроме того, что их не выпускают
оттуда (Как странно?!.) по средам,
то почему в другой день Он – не воскресает?
Ты скажи, когда они воскресают
Он бывал с другими – жесток и груб,
но со мной был нежен так безгранично…
Не забыть мне рук его, глаз и губ —
без него я стала такой циничной…
На какой границе есть этот пост,
где волшебный шанс такой выпадает —
перейти безвременья хрупкий мост?
Покажи, ОТКУДА их выпускают???
По средам иль пятницам – все равно
эти дни чудесные назначают,
покажи мне, ГДЕ в этот мир окно,
из потустороннего открывают?
Без него мне так тяжело дышать,
без него мне воздуха не хватает,
ты скажи, КОГДА мне за ним бежать?
ПО КАКИМ ЖЕ ДНЯМ ОНИ
ВОСКРЕСАЮТ?
Чтоб без своей заботы не оставил
и от лихой кручины уберёг,
молясь не по канонам и без правил,
мы твёрдо верим – нас услышит Бог.
Он с нами от рождения до смерти
/Поглядывает, чтоб не упустить,
когда вдруг растерявшиеся дети
начнут отца о помощи просить/,
чтоб в трудную минуту не оставить,
чтоб ниточку надежды протянуть,
и каждого на верный путь наставить,
и в нужные ответы – носом ткнуть.
Он с нами от рождения до смерти,
дарует нам любовь свою с небес,
а мы, его испорченные дети,
всё ждём ещё каких-нибудь чудес.
Чтоб без своей заботы не оставил
и от лихой кручины уберёг,
молясь не по канонам и без правил,
мы твёрдо верим: нас услышит Бог.
***
Сама себе завидую немного,
и в этом вам признаться не боюсь,
ведь нет светлее и добрее Бога,
чем тот, что бережёт Святую Русь.
Отстраиваем Иисусу храмы,
и свечи зажигаем до утра,
но не осознаём, что все упрямо
мы веруем в другого Бога – Ра.
Я забыла давно, что на свете ты есть
Я забыла давно, что на свете ты есть,
да и взялся вообще ты откуда:
не стою у окна, не планирую месть,
не живу в ожидании чуда.
Я отрезала вовсе квартирный звонок,
домофон отключила /не нужен!/,
чтобы ты никогда растревожить не мог
только-только заснувшую душу.
Испытания новые ей не нужны —
от последних едва откачали,
её крылышки новые слишком нежны,
и летать она сможет едва ли…
Так прошу /умоляю!!!/ тебя – не тревожь
ты её – пусть окрепнет немного,
ведь сейчас ей противопоказана ложь —
не отправь раньше времени к Богу…
Ты смело равняешь и друга с врагом…
Ты смело равняешь
и друга с врагом,
и, конечно, Рай с Адом,
ведь в сердце твоём,
ослепленном борьбой,
это все смешалось,
и где-то в дыму и огне,
словно дети, рыдают
– Не надо! —
и жмутся поближе друг к дружке
Любовь, Доброта, и Жалость…
В последних конвульсиях бьются
/изранены!/ Вера с Надеждой:
поменьше б желания жить,
так не мучились б столько сёстры,
беспомощным ангелом
бьётся над ними – в слезах, безутешна —
София, не в силах помочь дочерям
/уже слишком поздно!/…
И вместе с малышками этими
ангел на небе рыдает:
до сердца, войной оглушённого,
не достучаться если —
уже никогда не пройти
чрез ворота небесного Рая,
и не получить больше шанс
человеком хоть раз воскреснуть…
Я не та уже, я не та,
что могла вознести до Рая —
в сердце вечная мерзлота,
и душа не поёт – немая!
Мне сегодня не нужен Рай —
не открылись бы двери Ада:
я и так уже через край
нахлебалась беды… Не надо
мне каких-то надежд пустых —
я уже ни во что не верю:
слишком много сегодня их
за закрытой осталось дверью.
Ничего уже /верь – не верь!/
я не жду, и без сожалений
я сегодня закрыла дверь
в мир предательства и сомнений.
До чего довела любовь?
до стихов, и ни метром дальше…
Я её испытаю вновь,
когда смою налёт той фальши,
что звучала в словах его,
в каждой позе, и в жесте каждом…
Не хочу пока – ничего,
но счастливой проснусь однажды,
когда /как прошлогодний снег/
все растают воспоминанья,
и другой, дорогой навек
человек разожжёт желанье
снова – жить, снова быть собой,
в небо взмыть белокрылой птицей…
До чего довела любовь?
До желанья опять влюбиться…
Если б на грешной Земле вдруг закончились все слова
людям пришлось бы немедленно стать телепатами,
не допусти того, Боже, пока я ещё жива:
знать только правду – не знаю я,
сил всем нам хватит ли…
Приговорит к скорой смерти больного усталый врач,
зная, как мало живут с этим страшным диагнозом,
врач без надежды на выздоровление – лишь палач
/Не за грехи покарает,
а лишь за анализы/…
Страшную новость узнает беременная жена —
что на то время, пока она носит ребёнка,
мужу она стала вдруг не желанна и не нужна:
не на работе он —
в баре с красоткой-девчонкой…
Многие дети счастливыми выросли б разве, да,
зная, что живы сейчас вопреки всем стараниям
юных и мамы, и папы – избавиться от плода?
Правда такая бы их
обрекла на страдания…
***
Ну а пока есть слова, верим в лучшее, и – ЖИВЁМ:
верим в любимых, в чудесное выздоровление,
в то, что для нас наш домашний очаг никогда – жильём
просто – не станет…
Бывает и ложь – во спасение…
Ты ещё в мою жизнь не вошел