Пульс Рори Койна грохотал у него в ушах. Он не очень хорошо переносил высоту – а когда стоишь на пятнадцатисантиметровом карнизе крыши здания в пять этажей, возникает небольшая проблема.
Он старался не смотреть вниз, но особого выбора тут не было. Слева и справа открывался вид на Дублин, правда, под таким углом, который только подчеркивал, что Рори теперь часть этого пейзажа. Он пытался зажмурить глаза, но предательское воображение вновь и вновь рисовало землю, летящую навстречу. Он сожалел о четырех пинтах, которые выпил до того, как сюда залезть. Четыре – либо слишком много, либо слишком мало, но в любом случае не то количество, которое ему было необходимо. Он остался достаточно трезвым, чтобы испугаться, и опьянел ровно настолько, чтобы захотелось заплакать.
На парапет возле него присел голубь и о чем-то заворковал. Рори попытался сосредоточить внимание на птице.
Голубь глянул на Рори, затем опустил глаза и многозначительно посмотрел вниз.
– Иди ты на хрен!
Потные руки еще крепче вцепились в парапет, когда осенний ветер стал трепать его куртку-бомбер. Ветер пугал сильнее, чем вид. Рори дождался, когда ветер утихнет, затем быстро оторвал от парапета левую руку и вытер ее о джемпер. Движение вызвало вздох толпы внизу. От волнения Рори испытал тошнотворно-головокружительный шок, прежде чем рука вновь уцепилась за белый камень.
Он стоял тут примерно двадцать пять минут, первые десять из которых его никто не замечал. Когда торчишь на карнизе на высоте пяти этажей, возможность привлечь чье-либо внимание весьма ограничена – ну, за исключением одного очевидного и крайне драматичного способа. В конце концов его заметили какие-то испанские студенты. Довольно большая их группа собралась в кучку и принялась возбужденно болтать, глядя вверх, в то время как местные только фыркали и обходили их с двух сторон. Толпа иностранных студентов, мешающая потоку пешеходов, не является чем-то необычным для Графтон-стрит. Затем одна молодая сотрудница компании HMV[1], решив дерзко покурить на рабочем месте, высунула голову из окна верхнего этажа и встретилась взглядом с Рори. Лишь после ее пронзительного крика все завертелось по-настоящему. Теперь внизу выстроилось кольцо полицейских в форме, пытающихся перекрыть улицу, что, в свою очередь, немедленно привлекло толпу. Ситуация с Рори объединила сразу две вещи, которые так ценят дублинцы: драму и бесплатное шоу. Стоявший сбоку уличный музыкант развлекал зевак далеко не сочувственным исполнением песни I Believe I Can Fly[2] Ар Келли.
Рори снова взглянул вниз. Посреди оцепленной зоны стоял высокий стройный мужчина с характерной копной темно-каштановых волос. Он спокойно смотрел вверх, засунув руки в карманы кашемирового пальто.
– Это ты, Гринго? – крикнул Рори.
– Для тебя, Койн, я детектив-сержант Спейн.
– Вот дьявол…
Не то чтобы он сильно возражал против Гринго. По меркам копов, он был далеко не худшим. Нет, дело, скорее, в том, кто явился вместе с ним.
– Здорова, Рори! Как висится?
Оказывается, на крыше у него появилась компания. Периферийным зрением Рори примерно в четырех метрах от себя заметил ухмылку детектива Банни Макгэрри, которая больше напоминала улыбку Чеширского Кота. Мужчина, небрежно облокотившийся о парапет, словно в ожидании дружеской беседы о футболе, был крупным и неуклюжим на вид. Он говорил с сильным коркским акцентом и имел неряшливый, потасканный вид. Возрастом он был чуть за тридцать, ростом – метр девяносто, и был толст, правда, не чрезмерно. Мужчина носил на себе такую массу, которой легко можно выбивать двери (или вкладывать ее в удар в случае необходимости). Левый глаз его сильно косил, что создавало у окружающих впечатление, будто он чуть-чуть не в себе. Забавно, но впечатление часто подтверждалось его поведением.
– Я так и думал. – Рори кивнул вниз, в направлении земли. – Вы двое, как вонь и говно, никогда не бываете один без другого.
– Ты, как всегда, поэтичен, Рори, – заметил Банни. – Ну что, как житуха?
– Не приближайся, Банни, я серьезно.
– Не дергайся, малыш Рори, я и не собирался подходить. Просто беспокоюсь о тебе, вот и все.
– Ага, конечно…
– Ты мне очень дорог как память, Рори. Разве не ты стал одним из первых мною задержанных, когда я только-только выпустился после учебы в Темплморе?
– Ты проволок меня сквозь стену.
– Будем справедливы: та стена рухнула во время задержания. Если мне не изменяет память, я прервал вас с Джеко Риганом в тот момент, когда вы воровали линолеум в «Коврах Дес Келли»[3]. Кстати, как там Джеко?
Рори не ответил. Риган уже перепрыгивал через стену, когда Банни ухватил его за ногу. В последовавшем отсутствии у него потомства Джеко до сих пор винил тот прискорбный случай. Хотя, если честно, жена бросила Ригана сразу, как только тот вернулся в тюрьму, а это само по себе не способствует деторождению.
Одним плавным движением Банни уселся на парапет, свесив ноги вниз. Это была еще одна вещь, поражавшая в Макгэрри: он двигался с большей грацией и скоростью, чем можно было от него ожидать. Подсознание не могло примириться с тем, что эта огромная краснорожая обезьяна с волосатой жопой была способна перемещаться с такой изящной ловкостью. Примерно как увидеть слоненка верхом на трехколесном велосипеде.
– Я сказал, не приближайся.
– Успокойся, ладно? Хочешь прыгнуть? Прыгай. Я тебя не держу. Но я весь день провел на ногах. Теперь уже четыре часа дня, а я до сих пор не съел сэндвичи.
Подкрепляя слова делом, Банни вытащил из кармана теплой куртки сверток и принялся разворачивать фольгу.
– Машина снова в ремонте, так что пытаюсь экономить деньги – ношу на работу собственный обед.
– Я не хочу с тобой разговаривать.
– Холодновато, правда? – продолжил Банни, уже привыкший, что люди не хотели с ним общаться. – Наверное, оттого, что тут нет зданий, способных прикрыть от ветра или типа того…
– А где сержант Картрайт?
– Наша уполномоченная переговорщица сейчас на свадьбе сестры. Хочешь оставить ей напутствие?
– Хочу поговорить с кем-нибудь другим.
– Хорошо, хорошо. Господи, до чего ты нервный, Рори! Даже пошутить с тобой нельзя.
Банни вытащил из другого кармана рацию и поднес ее ко рту.
– Майор Том[4] вызывает наземный штаб, прием…
Рори увидел, как стоявший внизу Гринго поднес рацию к губам.
