Произнеси мое имя без грусти, играючи.
Меня не видно, но это ли причина меня забыть?
Я здесь, я рядом!
Тадано Масайе посвещается!
Доктор включил диктофон и пододвинулся ближе к столу. Он молча и напряженно смотрел, как пациентка крутила в руках подаренный ему много лет назад чилийский портсигар.
– Вы курите? – наконец, заговорил он.
– Нет. Никогда этого не понимала. А он очень любил сигареты. Всегда курил одни и те же. Голубая пачка с красивой надписью «София».
– Он курил их, потому что вас так зовут?
– Нет. Но нам нравилось это совпадение.
Девушка положила портсигар на полку высокого стеллажного шкафа.
– Я люблю всякие винтажные вещицы. Особенно шкатулки. Мне кажется, они хранят много историй.
– Как и люди. Я в этом плане тоже, знаете ли, антиквар. Вот вы, например, как могли бы описать содержимое вашей шкатулки?
Молодая женщина задумалась. Несколько минут она накручивала белокурый локон себе на палец, глядя вдаль. Наконец произнесла:
– Любовь, страсть, ложь, смерть.
Доктор откинулся на спинку стула.
– С чего бы вы хотели начать?
– Я не знаю.
Она уселась в кресло, скинула кеды и крепко прижала к себе колени.
– Мне кажется, обычно такие истории начинают с любви. Но мне хочется начать с другого места. Только, если вы не против, я буду рассказывать эту историю в третьем лице.
Доктор пожал плечами.
– Как хотите.
Она замерла, устремившись взглядом куда-то в окно.
– Знаете, в Японии, в городе Йокогаме есть набережная. Она называется Минато Мирай парк. Наверное, это одно из моих самых любимых мест. Мы любили сидеть там на ступеньках недалеко от причала и смотреть на ветряные мельницы, что вращались медленно, словно вне времени, на другом берегу залива. Он курил каждые двадцать минут, а я ругалась, я считала, что это вредит его здоровью.
Она горько усмехнулась. Доктор удивленно посмотрел на нее.
– Он жил в Японии?
– Да, он был японцем.
– Как вы оказались там?
– Пожалуй, это и будет начало моей истории.
Глава первая
Страсть
Дождь лил глухой стеной, заставляя прохожих прятаться под навесами. Промокший велосипедист подсвечивал тусклой фарой мокрый тротуар. Он бесполезно держал одной рукой зонт, другой выруливал вправо, на улицу, освещенную фонарями различных заведений, когда проезжающее такси окатило его с ног до головы водой из лужи. Заднее окно автомобиля приоткрылось и мужчина лет пятидесяти, в дорогом пиджаке и с хорошо уложенными волосами, молча кивнул ему «извините».
Такси проехало вдоль скукоженных под ливнем зазывал в темных дождевых плащах.
– Здесь, остановите мне здесь.
Мужчина вложил десять тысяч йен в протянутую руку в белой перчатке и вышел. Он занырнул в одно из зданий, что горело неоновыми вывесками, приглашая к разного рода увеселениям.
Доктор приподнялся и подошел к графину с водой.
– Вы хотите воды?
София отрицательно покачала головой.
– Так вы работали в каком-то из заведений, я правильно понял?
– Пожалуйста, не прерывайте меня. Я не хочу упустить никаких деталей.
Это был небольшой уютный бар на 13 столиков. Когда-то он выглядел дорого: мебель, оббитая шкурами зебр, хрустальные виноградные гроздья, свисающие с дорогих люстр, и золотые львы на сцене для танцев на пилоне. Сейчас же он утратил былой лоск и выглядел просто.
Мужчина занял столик в левом углу. Глядя по сторонам, он налил себе воды. Почти все столики были заняты, и когда темноволосая худощавая европейка выделывала очередной трюк на шесте, бар восторженно гудел и золотые львы выпускали порцию белого дыма из раскрытых пастей.
Хозяйка заведения суетливо торопила пожилого тенчо* поспешить к уважаемому гостю. Официант подошел, то и дело кланяясь, спросил, как его здоровье, посетовал, что тот давно к ним не заходил, и протянул свежую теплую салфетку для рук.
– Что желаете сегодня?
– Мне нужна собеседница. Русская или румынка.
– Конечно. Я понял.
Через пару минут рядом с ним уже сидела молодая девушка и
оживленно расспрашивала его о чем-то. Он же оставался практически безучастным и напряженным.
*официант
Девушки сменяли друг друга. Каждая старательно пыталась завлечь гостя беседой. Наконец, спустя полтора часа, официант подошел к нему снова. Гость показал знаком, что хочет уйти. Однако официант не спешил рассчитать его.
– Я понял, что никто из них вас не привлек. Но сейчас я хочу познакомить вас кое с кем еще. Я уверен, эта девушка вас заинтересует. Она как раз закончила танцевать.
Из гримерки в дальнем углу бара вышла хрупкая девушка со светлыми волосами до плеч в красном обтягивающем платье.
– София!
Официант махнул ей рукой. Та робко подошла и присела рядом с гостем. Она протянула ему тонкую, почти детскую, бледную руку.
– Меня зовут София. Приятно познакомиться. Могу я узнать ваше имя?
– Мне тоже приятно, София. Ты выглядишь слишком юной, сколько тебе лет?
– 26.
– Тогда тебе следует назвать меня Дедди. Я гожусь тебе в отцы, – мне 49.
– Дадди, я буду назвать тебя Дадди, мне так больше нравится.
Он усмехнулся.
София впервые посмотрела на доктора.
– На самом деле его звали Масая, но для меня он всегда был Дадди, мой Дадди.
Они просидели вместе два часа, и в ту ночь он, внезапно для себя, рассказал ей все, что обычно доверяют только самым близким. Словно они просто снова встретились после долгой
разлуки.
Наконец он дал знать официанту, что готов рассчитаться. Но что-то совсем другое появилось в его взгляде, живое, мальчишеское.
– Я должен идти, София. Но я хочу увидеть тебя снова.
– Приходи, когда захочешь.
Она проводила его до лифта, поклонилась, как требовал этикет, и поблагодарила за визит.
Хозяйка заведения ждала ее за дверью в нетерпении.
– Тебе повезло. Это очень хороший гость. Я надеюсь, ты взяла его номер?
София смутилась. Впервые она совершила подобную ошибку.
– Нет, простите. Я не…
– Как ты могла?
Девушка застенчиво улыбнулась.
– Простите, я забыла, что я на работе… Но он обещал вернуться.
И он вернулся.
Сначала он приходил раз в три дня, затем каждые два. Всякий раз, пожимая его горячую руку, София чувствовала, как что-то наполняет ее изнутри. Какая-то мощная и в тоже время нежная энергия.
– Вот это звездопад…А это Эйфелева башня…
– Зачем ты хранишь эти картинки в телефоне?
– Я так мечтаю, смотрю и представляю… А в Париже я и вправду была, с бывшим. Мы катались на лифте в Эйфелевой башне. Вверх и вниз. Она провела рукой по его груди сверху до ремня на брюках.
– Почему ты до сих пор не поцеловал меня?
– Потому что ты для меня как дочка, милая маленькая девочка, а я просто твой Дадди.
– Дочка? Ребенок? Хочешь сказать, если я сделаю вот так, – она провела указательным пальцем по его ширинке, – ты ничего не почувствуешь?
Он замер, все его лицо напряглось, он сглотнул.
– Ничего.
Она разочарованно сложила руки на груди, показательно надула губы. Но в ту же минуту подскочила в восторге от собственной идеи.
