Сегодня я решил перестать молчать и рассказать свою историю. Кого-то удивит, что после двухтысячелетнего безмолвия я вдруг заговорил. Мне пришлось пройти через многое: от распятья на кресте до концлагерей Адольфа Гитлера. На моей памяти одно кровавое тысячелетие сменило другое. В моей голове столько ответов, что ко многим из них современный человек не готов, и при раскрытии всех секретов он примет их за бред сумасшедшего, поэтому отвечу лишь на малую часть всех ваших вопросов. Моя история удивительна уже тем, что я помню день своего рождения. В Библии написано об ангеле, который спустился на Землю с известием о рождении спасителя. И, действительно, через 9 месяцев родился мальчик, который вошел в Летописи как Иисус, но эта не я. Моя же история берет начало в ту же ночь в соседнем доме. Как сейчас помню, как свет свечей ослепил меня, в ту же секунду мою грудь впервые наполнил воздух, я с непривычки чуть было не подавился им, поэтому сильно напугался умереть так и не начав жить. Мое маленькое сердечко с силой сжалось и, разжавшись, выплеснуло из моего рта крик ужаса с последовавшими за ними слезами, фонтаном ринувшимися по горячим щекам. Сильные руки, принявшие меня, все еще держали. Я пробовал разглядеть его лицо, но, к своему несчастью, увидел лишь искаженную в ужасе гримасу, смотревшую на мать. Обернувшись в ее сторону в надежде, что хотя бы она даст ответ на вопрос: «Почему так угрюм мой отец?», увидел лишь немолодое женское лицо, прикрывавшееся руками, дабы никто не видел ее слез, но редкие всхлипывания сдавали деву. Смотря на нее мне хотелось ринуться к ней, чтобы успокоить. Вот только тело не слушалось. Сердце в груди рвалось от собственной беспомощности. Немая сцена между мной и матерью продолжалась недолго. Тот, кого я принял отцом накинул мне на лицо тряпку и понес. Куда, тогда не знал, но чувствовал необъяснимую тревогу. Дальше была долгая тряска, которая окончилась сильным ударом – это он бросил меня за городом, куда старались вымести все городские помои. Такая конспирация тогда мне была не ясна, лишь спустя годы я понял, что мои родители не хотели быть уличены в детоубийстве, поэтому отнесли умирать за город, но вопреки им я выжил. Когда отец кинул меня и ушел, то пробежавший по мне ветер раскрыл мое лицо, и я увидел загадочное звездное небо, оно не казалось холодным и пустым, а скорее наполненным глубоким смыслом, сокрытым в миллионах жемчужин на нем. Это были мои первые минуты счастья, под которые я сладко уснул.
Крысы, которые во всем своем множестве и разнообразии, водились в городе, а особенно на его перифериях, где жил бедный народ, излюбленный ими, вскормили меня, словно я был им братом. Странно, но животные отнеслись ко мне человечнее, чем собственные родители.
Я рос, и мышцы мои крепли. В 3 года еще не умел говорить, но спокойно разрывал крысу голыми руками пополам. Тяжело вспоминать те минуты, ведь приходилось убивать своих друзей, чтобы выжить. Первая одежда у меня появилась только в 4 года и представляла из себя шкуры крыс, связанных веревками, которые украл на ближайшем рынке. Тогда же у меня прорезался голос, но болтливым не был, ведь с животными долгих бесед не поведешь. После еще не раз приходилось красть еду и одежду. В 5 лет у меня появилась туника. Она была самого простого пошива, но не являлась рабской, что было для меня важно.
На протяжении следующих 10 лет я предпринимал свои воровские вылазки, с которых мне не всегда удавалось уйти с добычей, пока в 15 лет не открыл для себя такое явление, как общественная баня. Ее посещали только люди с туго набитым кошельком, но вряд ли мои тогда еще пустые карманы можно было хотя бы под лупой принять за полные монет, поэтому пришлось красть, что являлось не таким уж новым делом, а вот баня своей неизвестностью манила к себе, однако кто бы мог предположить, что там же совершу свое первое убийство.
Зайдя в небольшую теплую комнату, которая называлась лакониум – сухая парная, увидел на верхней полке упитанного мужчину, не прикрывавшегося ничем и явно не стеснявшегося своего вида, он презрительно улыбнулся при виде меня. Он имел самый высокомерный вид, каким тогда обладали граждане очень богатые и знатные. Рядом с ним сидела дама легкого поведения с фигурой Афродиты и не менее божественным лицом: тонкие черты лица, кудрявые золотистые волосы спускались до самой груди, изумрудно-зеленые глаза, сочные красные губы; она также сидела ничем не прикрытая. Когда я вошел, девушка даже не посмотрела в мою сторону. Сев чуть поотдаль от них, дабы не касаться их вспотевших тел, стал наслаждаться жаром, что обдавал мою кожу и щекотал пятки. Вскоре девушка забралась на него и стала энергично прыгать, сопровождая свои действия стонами и криками, упитанный мужлан лишь слащаво улыбался и изредка поворачивался ко мне с ехидной улыбкой. Кажется, моих соседей по полке не волновало мое присутствие, а моя близость к ним даже придавало некую пикантность их занятию. Я старался не глядеть на него, но его пронзающий взгляд все чаще прожигал меня, обжигая руки, грудь и лицо своей нахальностью. Когда дева замолчала и слезла с него, он шлепнул ее, и она ушла, виляя своим павлиным хвостом, чем несомненно привлекла мое внимание. В парилке остались лишь мы вдвоем: я и патриций (мое предположение кем он был). Подвинувшись ближе ко мне он заговорил своим надменным и смешливым тоном:
– В первый раз здесь?
– Да, – с отвращением, которого все же не хотел выказать, ответил ему я.
– Как тебе?
– Что? – наивно недоумевал.
– Девка. Хороша?
– Красивая, – пожал плечами, делая вид что совсем не глядел на нее.
– А хотел бы попробовать также… – его толстая рука опустилась мне на колено и обожгла меня. – Тебе понравится.
Его последние слова оказались для него роковыми. Я со всей злости, которую был больше не в силах сдерживать, ударил оскорбителя в грудь и проломил грудную клетку, его сердце еще билось в моей руке, но кровь уже стремительно растекалась по жировым складкам наглеца. Что я испытывал тогда? Наслаждение от совершенной власти над человеческой жизнью. До сих пор помню страх, который умирающей звездой вспыхнул в последний раз, в глазах моей первой жертвы.
Я в забвении, забыв надеть свою тунику, в полотенце и потный, выбежал из бани и побрел по теплому тротуару в поисках той девы. С моей руки все еще продолжала капать кровь, оставляя после себя шельф, по которому не трудно было меня найти. Через несколько шагов со спины налетела толпа с палками и стала избивать всем, чем только вздумается: палками, ногами, руками. Им было все равно останусь ли я жив или умру. Они очнулись от своей ярости только, когда сочли меня мертвым. От трупа толпа решила избавиться проверенным способом: выбросить за город. Когда очнулся, оказалось, что у меня были сломаны пару ребер, правая нога, несколько пальцев на левой руке не двигались и проломлена голова, но боли я не чувствовал. С трудом перевернувшись на спину, потому что в теле не было сил, стал глядеть на солнце, которое испепеляло мою кожу своими лучами. Из-за страшной духоты и смрада мозг дал сбой, заставив заснуть. Проснулся только, когда солнце уже ушло далеко за горизонт, а небо покрылось звездами. Прохладный ветерок обдал кожу, заставив мое тело встрепенуться. Я сел и стал раз за разом прокручивать те моменты, когда в моих руках еще билось сердце того упитанного человека, чувствуя наслаждение в самых кончиках пальцев, но все чаще эти воспоминания прерывали другие – как та девушка в бане стонала, орала и извивалась, сидя на мужлане.
