Анна Вершкова - Аня без прикрас

Папа пришел с фронта за полтора года до Победы. Он был тяжело ранен, контужен, и после госпиталя его демобилизовали. Был он больной, на костылях и с окладистой рыжей бородой. Они с фронтовыми друзьями договорились до Победы не бриться. И когда отец появился в доме, Женя-сынок очень испугался этого рыжего дядьку.

Мама же была несказанно рада, что муж вернулся, хоть и весь раненый, больной, но живой. Когда мама сказала папе, что опять беременна, он очень обрадовался. C маленьким сыночком, который родился без него, они все еще никак не могли привыкнуть друг к другу. А тут такая прекрасная новость – появится человечек, который объединит всех. И это, конечно, должна быть девочка – дочка, беленькая, похожая на отца. Папа даже не сомневался, что это буду я. Он молча отвернул на стене угол ковра, и маминой губной помадой написал – АННА. И все было решено! Должна была родиться именно я, а не какой-нибудь другой ребенок. Правда, с рождением моим был связан один казус, но все закончилось хорошо. Родилась я в Ленинске-Кузнецком, в Сибири, морозной зимней ночью, 28 декабря. Холод стоял ужасный, мороз больше 40 градусов, больница отапливалась плохо – ведь до весны оставалось еще 4 месяца и до конца войны столько же.

Но когда маме принесли меня на первое кормление, она отказалась меня признавать. Я ей сразу как-то не понравилась. Ей показалось, что уж очень я страшненькая!

Женю она родила в родном селе, в больнице, где сама работала. Он появился на свет в октябре, когда еще не было холодно. Одним словом, брат родился красивенький, бело-розовый. Его так и прозвали «зефиром».

А я, видимо, в этой холодной больнице замерзла, посинела, да еще запеленали меня как-то небрежно – всю мордашку перекосили. В общем, когда мамочка увидела такую «красавицу», решила, что ей принесли чужого малыша. А когда сняла с головки платочек и увидела, что младенец еще и лысый, то попросила вернуть ей ЕЁ ребенка. Чужого она кормить ни за что не будет!

С мамой в одной палате лежала молодая девица. От случайного еврея, который тут же сбежал, она родила двух мальчиков-близнецов. Очень красивых – черноглазеньких, чернобровых, кудрявых. И она предложила маме:

– Давай махнемся – ты мне свою лысую отдашь, а я тебе – двух красивых еврейчиков. Мне они все равно не нужны. Я отсюда выйду – и в шурф их брошу. (Это же Кузбасс – вокруг были шахты). Соглашайся, спасешь красавчиков! Бедная мамочка плакала, но все равно отказывалась меня признавать.

Врачи уже не знают, что делать? Как мамашу убедить, что этот ребенок – ее, и его надо кормить. Решили пригласить отца девочки. Может он признает?

Вызвали папу, надели на него больничный халат, бахилы и повели в детскую палату. Там стояло штук 20 кроваток с новорожденными детками. Больница была большая, и детей родилось сразу много. Вот папе и предложили к ним присмотреться – может он и признает свою дочку. И папа пошел ходить по рядам и рассматривать всех новорожденных детишек. Ходил-ходил, смотрел-смотрел, потом остановился возле одной и говорит:

– По-моему – ЭТА!

Развернули пеленки, а у младенца на ручке и на ножке браслетики, и на них написано – девочка… и мамина фамилия. Удивленные, радостные все побежали к мамаше – мол, не сработало ее материнское чутье, не узнала она своего ребенка, а вот отец узнал.

Мама еще раз внимательно посмотрела на меня и поняла, почему я ей не понравилась. Просто я была очень похожа на нее! Ведь женщины сами себе редко нравятся. Но пожилая нянечка успокоила мою мамочку:

– Подожди, уже через месяц она у тебя первой красавицей будет, не переживай!

Мама успокоилась, и начала меня кормить.

Папа принес в больницу большой самодельный электрообогреватель. Его установили в детской палате. Все детки отогрелись, и я превратилась в симпатичного ребенка. А папа с тех пор всегда гордо говорил:

– Это я тебя выбрал, можно сказать, я тебя родил! Ведь мать могла бы тех красивых еврейских мальчиков вместо тебя взять. Своей внучке Леночке (моей дочке) дед в шутку говорил:

– Скажи спасибо, что я твою мать выбрал, а то, если бы бабка тех близнецов взяла, то вместо мамы и папы было бы у тебя три папы – Толик и еще два еврея.

Иногда, мне кажется, Толик жалеет, что мама не поменяла меня на тех близнецов. Может быть, они бы не так вредничали и капризничали. Но я живу спокойно. Знаю, что теперь уже меня никто ни на кого не поменяет!

А папа меня, действительно, всю жизнь очень любил, обожал и гордился.

При случае он всегда говорил:

– Моя дочь, вся в меня!

Мой брат Женя родился в начале войны. Папа в это время уже был на фронте. Я появилась на свет в декабре, перед самым концом войны, когда папа после ранения вернулся домой. Жене тогда шел уже четвертый год.

Жили мы в Сибири. Была зима – холодно, голодно. Но Женечке повезло – мама его понемножку подкармливала грудным молоком. Меня покормит, и, если я уже не хочу, даст и сыночку приложиться к волшебной кормушке. И он всегда с трепетом ждал момента окончания моего кормления.

И вот наступил такой долгожданный момент. Мама уже взяла меня на руки, чтобы начать кормить, а сыночек уже стоит рядом – ждет с нетерпением своей очереди. Но тут раздался звонок в дверь. Это папа пришел с работы, и мама вышла из комнаты, чтобы открыть ему дверь. Меня она оставила на тахте и подложила подушку, чтобы я не упала. А я-то была совсем крохотная, только-только принесли из роддома.

Буквально через несколько минут родители услышали, что из комнаты раздаются какие-то непонятные звуки – то ли кряхтение, то ли мяуканье. Мама быстро открыла дверь и видит – на пороге стоит Женечка, а в руках у него я… вниз головой. Он держит меня за обе ножки и крепко прижимает к себе, чтобы не уронить. А я извиваюсь, как лягушонок и вякаю, но не плачу.

– Мамочка, – говорит он, – а девочка кушать хочет, пора кормить».

Он, мол, как старший брат, сделал все, что мог – вынес сестру для кормления! А сам смотрит на маму полными надежды глазами. Желание полакомиться грудным молоком у него было настолько велико, что он сумел стащить меня с тахты, донести вверх ногами до двери и даже не уронил… Хотя может и ронял? Мама тут же подхватила меня и начала кормить. Я с рождения до еды была не жадная и наелась быстро. Зато все остатки, естественно, достались уже большому сосунку. И он, довольный и гордый, сидел и облизывался.

В детстве я почему-то любила лягушек. И жаб тоже любила. Сама не знаю почему, но они мне очень нравились. Я их везде ловила и таскала за собой. А маленьких лягушат вообще носила в карманах.

Было мне тогда года четыре. И вот как-то мне повезло. У нас в саду я нашла просто огромную жабищу. Я ее даже поднять с трудом могла, такая она была большая, серая, корявая и глазастая. Сидит, вытаращилась на меня и ждет, что я буду с ней делать. Я с трудом затолкала ее в свое ведерко и принесла домой. Попыталась ее покормить (стащила с кухни пирожок), но она есть не стала. Тогда я устроила ей в большой коробке постельку, уложила ее туда, укрыла кукольным одеяльцем и задвинула коробку под свою кровать. Никому, конечно, я свою находку не показала. После ужина мама отправила нас с братом спать. Посреди ночи мама проснулась от каких-то странных звуков. Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп… Такое впечатление, что кто-то босиком ходит по полу. Мама затаилась, насторожилась – лежит не дышит, прислушивается. Шаги затихли. Потом опять зашлепали. Наверное, воры пробрались в квартиру и в темноте бродят, ищут что-то. Мама не выдержала, стала тихонько будить папу. А он спросонья ничего не понимает: «А? Что? Что случилось?». «Да тихо, ты! – мама ему – Там кто-то ходит».