До посадки в аэропорту Тенерифе оставалось полтора часа. Герман сидел в мягком кресле «боинга 747», откинув голову на подголовник и глядя в чуть подернутое изморозью двойное стекло иллюминатора. На коленях лежал законченный перевод новейшего американского бестселлера, который он только что сдал издателям.
Герман был профессиональным переводчиком и владельцем переводческой фирмы. Фирма специализировалась на художественных текстах и была завалена заказами издательств на перевод разношерстной беллетристики вроде женских романов, детективов, сборников кулинарных рецептов и пособий по воспитанию детей. Поставив бизнес на ноги, сам Герман пару лет назад отошел от переводов как таковых, набрал когорту молодых лингвистических талантов и сейчас занимался генеральным редактированием, переговорами с издательствами и финансовыми расчетами с авторами и агентами.
Закончив переводить последний в этом году роман, он ехал на отдых. Его любимый московский аэропорт Домодедово остался далеко позади, точно так же, как мысли о делах, вытесненные ленивым созерцанием проплывающего внизу пейзажа.
Сейчас самолет летел над Африкой, где-то над южным Марокко, оставляя внизу километры коричневых безжизненных холмов и равнин, выжженных тысячелетиями сахарского пекла. Вид страны с воздуха действительно удручал: среди желтых просторов текли узенькие ниточки коричневых рек, за исключением каких-то скудных плантаций, признаков зелени не было видно вообще, изредка попадались стиснутые пыльными холмами селения – крошечные, с едва различимыми глинобитными хижинами и плоскими южными крышами. Удивляло то, что даже береговая линия в Марокко была практически не заселена, по крайней мере, так казалось с воздуха.
– Ужас какой! – Герман вздрогнул от неожиданно раздавшегося над ухом голоса. – Никогда туда не поеду!
Через его плечо в иллюминатор заглядывал необъятных размеров сосед. Всю дорогу от Москвы тот спал, не проснувшись даже на самолетный обед, потому Герман о нём почти забыл.
На вид соседу было лет сорок. В его широченных плечах угадывалась отличная в прошлом физическая форма, утерянная, скорее всего, совсем недавно. Здоровяк либо забросил тренировки, либо ушел из большого спорта, и оттого располнел. Рукава футболки растягивали мощные бицепсы, а шея, застывшая в тот момент у Германа прямо перед носом, напоминала размерами фонарный столб. Монументальную конституцию дополнял волевой профиль с квадратным подбородком, прямым, почти римским носом и большое мясистое ухо.
Античные черты соседа разбавляли разве что рыжие вихры, торчавшие в разные стороны, и, наверное, в детстве доставлявшие своему хозяину немало хлопот. Сейчас подобная несуразная прическа могла быть сознательно созданным беспорядком, любимым в последнее время у модных столичных парикмахеров. Герману всегда импонировали рыжеволосые люди: в дворовых детских компаниях рыжие друзья, по общему мнению, приносили удачу.
Сосед был чисто выбрит и пах хорошим одеколоном вперемежку с каким-то дорогим спиртным. Взгляд его был абсолютно трезвым и Герман заключил, что после посещения дьюти-фри в аэропорту, здоровяк пришел в норму.
Ничуть не смущаясь стеснённого положения Германа, поневоле вжавшегося в тесноту своего кресла, необъятный сосед указывал пальцем на горизонт, где виднелись вершины далёких заснеженных гор.
– Видите горы? – не глядя на Германа, спросил он. – Атласский хребет. Говорят, дал начало Канарам. Один мой знакомый француз как-то рассказывал, что в Марокко есть два знаменитых горнолыжных курорта. Никогда ему не верил. А, видимо, и правда есть: все вершины в снегу. Не врал мне мусью…
– Уважаемые пассажиры, – донеслось тем временем из динамика над головой. – Говорит капитан корабля. Наш самолет летит на высоте 10.500 метров со скоростью 950 километров в час. Температура за бортом – минус 52 градуса. Мы приближаемся к Канарским островам. С правой стороны пролетаем портовый город Агадир в Марокко и выходим в Атлантический океан. Наш маршрут пройдёт над островами Лансароте, Фуэртевентура и Гран Канария. Ориентировочное время прибытия на Тенерифе – 19 часов 20 минут местного времени. Напоминаем вам, что разница во времени с Москвой – три часа. Погода в аэропорту Рейна София на Тенерифе безоблачная, температура – плюс 25 градусов Цельсия.
– Прохладно для августа, – услышал Герман реплику кого-то из пассажиров сзади.
– В аэропорту у них всегда холодно, – прокомментировал Герману толстый сосед. – Хоть находится и на юге острова, но там всегда ветра, то-сё. До Лас Америкаса доедем, там тридцать градусов точно будет.
– А вы уже бывали на Тенерифе? – вежливо поинтересовался Герман.
Сосед, наконец, откинулся в своё кресло и впервые посмотрел Герману в глаза. Глаза у него были смешливыми, с чёртиками, но смотрели внимательно. От уголков губ кверху поднимались морщинки, легко складывавшиеся в приветливую улыбку. Здоровяк производил впечатление человека весёлого и лёгкого, что, в общем, достаточно типично для полных людей.
– Да, был, раз семь. Люблю я Тенерифе. Каждый год езжу. А температура так отличается, потому что у них каждые десять километров – новая климатическая зона. Остров крошечный, две тысячи квадратных километров, но как материк в миниатюре: высота постоянно меняется, влажность разная, поэтому здесь дождь, а там солнце, и всё в пяти минутах езды на машине.
– Да, интересно, я тоже что-то читал об этом.
В купленном перед поездкой путеводителе Герман действительно читал, что на Тенерифе существуют четыре климатических пояса и двадцать восемь климатических зон, и что главное отличие климата – между севером и югом острова. Север полностью покрыт тропической зеленью, а на юге не растёт ничего, кроме кактусов.
– Если поедете на север острова, берите куртку, – продолжал толстяк, наставительно подняв указательный палец. – И зонтик. Мы, как ни заезжали – каждый раз сюрприз: или холодище, или дождина льёт! Причём на юге-то в это время солнце во всю, тридцать градусов, то-сё, а на севере тучи и дождь! Как мне объяснили, это всё из-за вулкана.
– То есть? – не понял Герман.
– Тучи на Канары идут с Европы, то есть с севера. Дойдя до вулкана, за него цепляются. И все дожди выливаются на севере. Поэтому на севере дождь – чуть не каждый третий день, а на юге – тридцать дождей в год и всё. Ну и растительность поэтому соответствующая: в Лас Америкасе одни бананы, да кактусы, выше к вулкану – эвкалипты и сосновые леса, как у нас в России, а на севере – настоящие тропики: папайя, манго, авокадо, то-сё.
– Бананы? – об этом Герман не слышал.
– Один процент мирового урожая на Тенерифе собирают! – по-деловому подмигнул толстяк. И улыбнулся. – Но кро-о-шечные. – Он оттопырил большой палец и мизинец на своей широченной ладони. Размер местных бананов в исполнении громадной ладони показался Герману далеко не крошечным. – Какой-то индокитайский сорт, говорят.
