Июнь 1970-го года. Ленинград
Тормоза зашипели. Сцепки вагонов звонко лязгнули, и поезд вздрогнул. Знакомый перрон Московского вокзала остановился за мутным окном.
Мы с рюкзаками и чемоданами, весело переговариваясь, столпились в тамбуре и узком проходе вагона. Остальные пассажиры неодобрительно поглядывали на нас, но возмущаться не решались.
– Да пропустите же, черти! – пробиваясь сквозь весёлую толпу, воскликнула проводница.
Всю дорогу мы развлекали её песнями под расстроенную гитару, а она за это поила нас чаем.
Наконец, проводница сумела протиснуться к двери вагона. Дверь распахнулась, и вся экспедиция в полном составе, хохоча, вывалилась на перрон.
– Приехали! – радостно воскликнула Света.
– Приехали! – улыбаясь, подтвердил Севка.
– Не расходиться! – кричал откуда-то из вагона застрявший среди пассажиров Жорик. – Важное объявление!
Мишаня неодобрительно хмыкнул.
– Сутки ехали! Не мог раньше своё объявление сделать?
А Оля молча отошла в сторону, чтобы не мешать другим пассажирам.
Жорик выбрался из вагона и замахал руками.
– До понедельника всем отдыхать! В понедельник в девять утра собрание на кафедре – будет распределение на дальнейшую практику. Просьба не опаздывать! Кто опоздает – поедет туда, где останутся свободные места!
– Слушай, Жорик! – улыбнулся я. – А ты не мог нас в вагоне распределить? Тут больше половины знают, куда хотят поехать.
Жорик обиженно прищурился.
– Гореликов! Прекрати вносить анархию в учебный процесс! Всё должно идти по порядку.
Я махнул рукой.
– Идёмте!
И подхватил Светину сумку.
– Вы в общагу? – спросил Мишаня.
– Нет, я домой! – улыбнулась Света. – Родители ждут.
– Ну, да, – с завистью протянул Севка. – Ты же у нас местная!
– А, может, к нам? – предложил я. – Купим тортик и ещё чего-нибудь вкусненького. Отметим окончание экспедиции!
– Саша, я, правда, не могу, – отбивалась Света. – Родители встревожатся.
– Тогда я тебя провожу, а потом вернусь в общагу. Ребята, вы там подготовьтесь пока!
Мы высыпали на площадь перед вокзалом, и мои глаза сами собой изумлённо распахнулись.
Ленинград!
Это был тот Ленинград, который я любил в детстве, и потом ещё очень долго помнил, пока почти не забыл! Фасады домов ещё не изуродованы рекламой и вывесками, проспекты расчерчены, словно по линейке. Гранит набережных и ажурная вязь чугунных решёток на бесчисленных мостах. Редкие пока ещё автомобили, белые колонны дворцов и синее невское небо.
– Саша, ты чего застыл? – рассмеялась Света. – Впервые увидел город?
Да, так оно и было. Я видел этот город словно впервые, но всё же узнавал его. Он всплывал из моей памяти, проступал сквозь мутную толщу прожитых лет.
– Хорошо! – улыбнулся я. – Как же хорошо!
По пешеходному переходу мы перебежали через Лиговку. Посреди Невского проспекта я снова застыл, щурясь на сверкавший вдали шпиль Адмиралтейства.
Света потянула меня за руку.
– Саша, идём! Зелёный заканчивается!
Мы добежали до тротуара за миг до того, как машины нетерпеливо загудели. Водитель троллейбуса – полный седоволосый дядька – поглядел на нас и сердито покачал головой. Я не удержался и показал ему язык. Света снова расхохоталась.
– Ты как ребёнок, честное слово!
Так оно и было. Я ребёнок, а этот город и вся новая жизнь – мои игрушки!
– Где ты живёшь? – спросил я Свету.
– На Петроградке.
– Пойдём пешком? – улыбаясь, предложил я.
– С ума сошел? – удивилась Света. – С вещами мы только к вечеру и доберёмся.
Бежевая «Волга» затормозила возле нас. Водитель – молодой парень – перегнувшись через сиденье, опустил окно и крикнул Свете:
– Девушка, вас подвезти?
– Не нужно! – смеясь, ответила Света.
– Давайте, подвезу! – настаивал парень. – Куда вам нужно? Ведь вы с вещами.
Я взял Свету за руку и неодобрительно посмотрел на парня. Тот смутился, но справился с собой и показал мне большой палец.
– Во!
Сзади басовито рявкнул гудком троллейбус, которому «Волга» мешала подъехать к остановке.
– Ты пользуешься успехом у мужчин, – сказал я Свете.
– Ревнуешь? – улыбнулась она.
– Немножко, – признался я.
Для меня, уже прожившего одну длинную жизнь, было так удивительно это молодое ощущение ревности, что я не выдержал и расхохотался. Да уж, юное тело творит чудеса!
Мы влезли в троллейбус и покатились по Невскому. Всю дорогу я глазел в окно, отрываясь от завораживающего пейзажа только для того, чтобы невпопад ответить на вопросы Светы.
Мы проехали Аничков мост, где мускулистые бронзовые мужчины держали под уздцы вздыбленных коней. Затем миновали дом Зингера со смешной башенкой на крыше и здание бывшей городской думы. Выкатились на необъятную Дворцовую площадь, проехали мимо приземистого Эрмитажа, богато украшенного лепниной и статуями. По Дворцовому мосту пересекли широкую, сверкавшую на солнце ленту Невы и въехали на стрелку Васильевского острова.
Слева мелькнули корпуса нашего университета, а троллейбус повернул направо к Биржевому мосту.
– Саша, ты меня слышишь? – спросила Света, снова дёргая меня за рукав.
– Что? – улыбнулся я, оборачиваясь к ней.
– Попросим, чтобы нас распределили на практику вместе? – чуть покраснев, спросила Света.
– Конечно! – улыбнулся я и поцеловал её в щёку, пока никто не смотрел в нашу сторону.
– С ума сошёл? Люди же кругом!
– И пусть!
Света жила в четырёхэтажном доме на улице Красного Курсанта. Перед аркой, которая вела в её двор, мы остановились.
– Вот мои окна! – Света показала на три окна второго этажа, которые выходили прямо на улицу. – Ну, то есть, не все мои, а нашей квартиры. А окно кухни выходит во двор.
– Запомнил, – улыбнулся я. – Буду приходить по вечерам и петь тебе серенады.
– Не надо, – покачала головой Света. – Папа не одобрит. Может, завтра сходим погулять?
– Давай, – обрадовался я. – Вечером, часов в шесть я за тобой зайду.
– А днём? – спросила Света.
– А днём я хочу заглянуть в библиотеку. Надо кое-что посмотреть.
– Снова какая-то тайна?
– Конечно! – глубокомысленно ответил я. – Жизнь полна тайн и загадок. Но тебе я всё расскажу первой.
– Договорились!
Света подхватила свою сумку и шагнула в тень арки. Уже во дворе обернулась и помахала мне рукой. Я помахал ей в ответ и услышал, как стукнула дверь подъезда.
Рюкзак порядком оттягивал плечи. Где-то на самом дне, под вещами, завёрнутый в полевую куртку лежал медальон прусских вождей – янтарное солнце величиной с половину ладони. Мне ещё надо было придумать, куда его спрятать до поры до времени.
Я пока не решил – оставить медальон себе, или сдать его как официальную находку. Сделать это было несложно – намечались большие раскопки в священной роще, и я должен был в этих раскопках участвовать. Но пропажа документа порядком меня насторожила. Что, если и сейчас кто-то интересуется медальоном? Не сделаю ли я ошибку, объявив о находке?