Как все неправильно.
И за что полюбила она меня?
Объяснения нет. Она послана мне
За десяток веков ожидания.
К. Меладзе
Ребенок засопел и зашевелился. Арзу заглянула под легкий кисейный полог над колыбелькой: он спал, умилительно причмокивая губками, и, наверно, видел чудесный сон про маму. Про маму, то есть про нее…
Вот уже третью неделю она мама, но пока еще не может привыкнуть к этому новому для себя состоянию. Да и вообще к тому, что этот малыш, ее сынок, все же умудрился появиться на свет. Сладко заныли груди, слава Аллаху, молоко пришло, и теперь рвется наружу, проступая маленькими белыми каплями на сосках.
«Слава Аллаху», – прошептала Арзу и усмехнулась про себя. Разве подумала бы она об этом Боге всего пару лет назад? Тихо ступая босыми ногами по шелковому персидскому ковру, Арзу подошла к окну. Она все еще была слаба после родов. Ее взору по-прежнему открывался большой квадрат патио огромного дворца, со всех сторон окруженный стенами. Уже много месяцев Арзу не видела ничего, кроме этих стен, ей было недоступно то, что находилось за их пределами. Дворец знаменитого турецкого султана Фатиха, грозного и жестокого завоевателя Константинополя, имя которого повергало в ужас и благоговейный трепет целые народы, роскошный дворец, стал для Арзу одной большой клеткой, из которой не выбраться.
Во внутреннем дворике наблюдалось крайнее оживление, скорее даже царил переполох. Во все стороны сновали рабы, нагруженные мясом и фруктами, ослик тянул тележку, наполненную бочками с янтарным вином, перекрикивались женщины, под ногами которых крутились многочисленные дети. С часу на час дворец ожидал возвращения своего султана из очередного похода, с новой победой. О его приближении сообщил присланный накануне поздно вечером гонец, и все население дворца ожило и заметалось в приготовлении к грандиозному пиршеству.
Арзу тоже с нетерпением ожидала Его, своего единственного Господина, Повелителя, ставшего ее собственным Богом. От воспоминаний о нем сердце застучало чаще, и сладостный спазм вызвал легкую боль внизу живота; недавние роды еще давали о себе знать.
Фатих отправлялся в поход чуть меньше двух месяцев назад. Шли последние недели ее беременности, ребёнок уже повернулся головкой вниз и начал опускаться, так сказал дворцовый врач-евнух, пользовавший всех женщин султана. Арзу плохо понимала, что он говорит, но передвигалась с трудом, неуклюже неся перед собой огромный живот; видимо, плод был крупным.
Опытный врачеватель высказал опасения султану, что роды могут быть тяжелыми с учетом хрупких размеров Арзу, но тот только рассмеялся в ответ:
– Роды будут легкими, а если нет, то вслед за яйцами я отрежу тебе язык, потом руки, а потом и голову. Подумай над этим, у тебя есть еще время до моего возвращения.
Бедному евнуху ничего не оставалось, как удалиться, а Арзу напугалась и встревожилась, и тогда очень хотела больше верить своему Господину, а не врачу.
Арзу подошла к высокому зеркалу, скинула тонкий пестрый халат и придирчиво осмотрела себя со всех сторон. Живот втянулся, и следов на гладкой шелковистой коже почти не осталось. Ей едва исполнилось семнадцать. Молодое здоровое тело быстро возвращалось в норму, тем более три последних месяца беременности Арзу носила специальное приспособление для поддержки живота по совету старшей жены султана. Да и обслуживать своего Господина в нем было гораздо удобнее: большой живот не мешал Фатиху добираться до всех самых укромных уголков ее тела.
Бедра, конечно, чуть расширились и стали круглее: малыш, когда выходил на свет, раздвинул их своей головкой. Но Арзу решила, что так они выглядят еще привлекательнее. Талия осталась такой же узкой, а вот груди… До беременности они были небольшими, но упругими, с острыми торчащими маленькими сосками, чётко очерченными розово-коричневыми ореолами. Ох, и доставалось же им от Господина! Они как магнитом притягивали его, впрочем, как и все остальные ее прелести. Теперь груди сделались втрое больше и слегка провисали от переполнявшего их молока. Кожа растянулась, стала блестящей и словно прошитой тонкими голубыми ниточками сосудов. Соски расплылись и уже не торчали, но представали пленительными бордово-красными бугорками.
Теперь над ними днями и ночами трудился сынок и, надо сказать, в своем рвении не уступал отцу. Когда он жадно приникал к груди и начинал ритмично сжимать еще беззубыми, но твердыми деснами сосок, сладкие волны прокатывались в низ живота, заставляя судорожно сжиматься бедра. В такие мгновения рука Арзу непроизвольно опускалась в заветную ложбинку между ног: все-таки султана не было два месяца, а ее прирученное покорное тело не привыкло так долго оставаться без своего Господина. Но усилием воли Арзу останавливалась: ласкать себя в отсутствие Повелителя не разрешалось. Ее тело ей не принадлежало, оно было предназначено только для Господина, служило для его удовольствий, являлось его собственностью. Арзу могла получать наслаждение лишь с позволения Господина и у него на глазах.
Этот закон, как и многие другие, Арзу усвоила четко; слишком дорого обходилось их нарушение. Фатих видел свою рабыню насквозь и, даже если не был рядом, потом все равно добивался признаний во всех ее маленьких грехах. А за признаниями следовали наказания. Она хорошо знала, что они последуют, но под острым взглядом его темных глаз не имела сил ничего скрывать и, валяясь в ногах Господина, признавалась, признавалась, с трепетом ожидая очередного наказания.
Но это было потом. А тогда…
Арзу в изнеможении опустилась на кровать, прикрыла глаза… Сквозь полуопущенные ресницы ей мерещилось море, в ушах снова раздавался шум прибоя и крики чаек, казалось, маленькие лодочки качались на волнах вдали, а над головой простиралось огромное синее небо. Она снова была в той, другой – мнилось, что уже не в своей жизни…
*****
Маленький островок в Эгейском море утопал в зелени. Ника исходила его вдоль и поперек. Пока отец и братья ловили рыбу, а мать готовила фету и пекла хлеб, девушка пасла овец, собирала оливки в саду. Ника была единственной дочерью в семье, младшим, самым любимым ребенком. Произведя на свет двоих сыновей, мать молила богов, чтобы они послали ей дочь, и боги сжалились над ней, когда ей было уже больше сорока лет. Родители считали Нику своей победой над судьбой и не сомневались в выборе имени для дочери.
В свои неполные шестнадцать лет Ника была очаровательной девушкой, и многие молодые и взрослые мужчины заглядывались на нее. Прямая походка, гордый профиль, точеные ножки, длинные, слегка вьющиеся волосы, миндалевидные глаза и чувственные пухлые губы – казалось, она словно сошла с небес. Ника знала, что очень хороша собой, но не спешила этим пользоваться. Она наслаждалась морем, солнцем и относительной свободой, предоставленной ей любящей матерью.
