Алёна Романова - Ассорти киноварного ветра. Два года выдыхая краски жизни

Ожидаемое собеседование произошло в годовщину памяти по отцу. День был хороший, солнечный, и я очень запыхалась, бегая от рынка к дому, от дома к церкви, потом снова к дому и затем к телеканалу БТС. И, если вы меня спросите, как выглядел тот, кто меня собеседовал, я не припомню ничего, кроме красной блузки и черных волос.

Добравшись наконец к пункту назначения около шестнадцати (как и было назначено), я вошла в холл административного здания. Менеджер по персоналу Эля, девушка в сером расстегнутом пуховике, попросила меня подождать – накладка произошла. И я, согласившись (деваться ж было некуда), присела на диванчик. Честно говоря, была даже слегка рада этому отдыху.

Я закрыла глаза и с осознанием выполненной самой главной миссии на сегодня, утонула в воспоминания минувшего полудня.

С утра отправилась за свежим хлебом и плюшками – отец очень хлеб любил и дорожил им; каждый кусочек берег, да что там – крошки собирал (тяжелое детство в ссылке в Казахстане сказалось), помню, пообедает и кусочек хлеба оставит, прибережет для подкрепления. А через пару часов выйдет и скажет: «Ну, что там есть подъесть?..»

Возвратившись домой, сварила кутю и поспешила в церковь. В храме еще только начиналась литургия (в церкви было не протолкнуться, в большинстве бабушки с сумками, пакетами) и меня попросили подождать.

Холодный мартовский ветер застал меня на ступеньках у входа в храм и всё время держал в тонусе – козырек сооружения и близлежащая церковная пристройка не давали ходу солнцу совсем. Через полчаса я заглянула, но все прихожане стояли на коленях и от этого места в храме стало еще меньше. Из церкви долго никто не выходил, лишь иногда забегали мамочки свечку поставить да просфорок купить; по очереди сменяли друг дружку на стороже своих малышат в колясках у крыльца. Но выходили быстро. Прихожане по-прежнему оставались внутри здания.

Через час я попыталась войти вновь; мне обнадеживающе кивнула продавец иконной лавки, мол, скоро конец. Я купила свечки и протиснулась к алтарю, там еще витал аромат церковной дымки от кадила. Скамейки храма были сплошь заняты сумками старушек-прихожан, которые не спешили расходиться, и мне пришлось всю панихиду держать свой пакет с поминальными продуктами в руках.

Стоя в молитве около зажженной свечи, вставленной в одну из ячеек кануна, я вдруг услышала за спиной шорудение и обернулась – по центру храма уже на расставленные столы водрузили огромные тарели с кутьей, ярко украшенной киви, дольками мандарина и клюквой. Настоящей кутьей! Я удивилась – с чего это вдруг? Но и тут же поняла, чего ожидали все эти старушки.

После проведенного обряда священником, бабушки выстроились в очередь, набирать в заготовленные одноразовые стаканчики освященное сочиво. Я стояла недвижимо; одна пожилая женщина, заметив, что я стою в онемении и одновременно слепом узрении, подошла ко мне и объяснила, что на день Феодора Тимона готовится кутья, и что она подобна лекарству. Женщина даже как-то призывно попросила меня, чтобы я попробовала. Я не то стеснялась, не то с непривычки (никогда еще в церкви ничего не брала) все же подошла и стала в очередь.

Получив целебный стаканчик, я направилась к священнику. Он проводил странный обряд на ходу, крестя уже не молодую пару и что-то читая им наспех. Отец Василий попросил подождать. Я разложила продукты в соответствии с правилами, достала свою кутью, зажгла свечу и опустила ее в стаканчик с поминальным блюдом. А в это время в моем родном селе, в отчем доме, собрались родственники на поминальный обед по отцу.

Вскоре ко мне вышел совершенно другой священник, гораздо моложе отца Василия, и сказал, что он будет совершать поминальный обряд (честно, я даже обрадовалась, что он – не раз ходила на службу в церковь и слышала как он общается с прихожанами – и мне это запало в душу).

Панихида началась с воскурения ладана. Несмотря на то, что народ еще не полностью разошелся: некоторые старушки продолжали сидеть на лавках и поедать кутью, а технички принялись подметать пол (было очень много песка, так как то был первый день просохших весенних троп), весь последующий процесс всецело захватил меня. Дым от раскаленных углей, уходящий под купол храма, касался и меня, моих мыслей. Вместе с ароматом каждения, этот церковный дымок уносил ввысь все мои просьбы, мольбы и благодарность Богу. Войдя в это состояние, состояние небесной смиренности, я закрыла глаза. От благоухания ладана мне стало так спокойно и хорошо. И вдруг я почувствовала, что священника рядом нет. Я открыла глаза и увидела его напротив меня. Он тихо ждал. Затем глазами и жестами уведомил о завершении поминального молебна.