Против течения плыть очень трудно. А иногда почти невозможно, особенно если это течет кровь твоего народа и сердце зовет пусть не к мести, но к настороженной отчужденности по отношению к тем, кто убивал твоих отцов и дедов. Так уж печально сложилась человеческая история, что цивилизованный мир больше двух тысяч лет делился на евреев и все остальные «народы», которые сообща и по отдельности гнали и убивали евреев, оставляя им лишь недолгие просветы покоя. Апофеозом противостояния стала Катастрофа, когда шесть миллионов человек пало от автоматных очередей и испарилось в дыму газовых печей.
Закончилась Вторая мировая война, и «народы» содрогнулись. И первым содрогнулся христианский мир, который должен был следовать евангельским путем любви и который вдруг в ужасе оглянулся на содеянное, на бесчисленные гонения и погромы, причиненные им одному маленькому народу – народу, подарившему миру Того, Кого христиане называют Спасителем и от Чьего имени совершались бесчисленные злодеяния. В этот момент во многих христианских душах совершился переворот и началась новая эпоха взаимоотношений евреев и «народов» – когда лучшие представители христианского мира стали видеть в евреях братьев, а в иудаизме – великую и глубокую религию.
Да, началась новая эпоха, но еврейская боль не прошла. Она застыла где-то в глубине души и усиливается при взгляде на старые фотографии и при поминовении погибших. И гнездящиеся в глубине души страх и недоверие к «народам» не исчезают – какой бы скорбью и состраданием ни были исполнены лица молодых французов, итальянцев, поляков, украинцев, оцепеневших в залах Яд-Вашема. И так часто еврейские старики, пережившие Освенцим, говорят своим детям и внукам: не верьте им, они все и всегда были одинаковы. Стариков нельзя переубедить, ибо их не избавишь от того, что уже произошло. Это трагедия: они умирают с той же болью и недоверием. Ведь у «народов», кажется им, есть родовая память. И особенно у одного народа – немцев. Если деды нынешних немцев были почти неразличимой массой убийц, как о том пишет Дэниэль Гольдхаген, если они были все такие, то значит, это уже в крови, в генах. И тогда даже с некоторым облегчением, внутренним удовлетворением принимается развенчание мифа об Оскаре Шиндлере, который сотрудничал с абвером, пьянствовал и развратничал, евреи же ему были нужны ради гешефта, а на самом-то деле ему было глубоко на них наплевать…
Но растут дети. Выросло уже не одно поколение еврейских детей, в душах которых боль и та же родовая память о погромах борются с желанием понять и поверить: они, люди «народов» – не все такие, они другие или, по крайней мере, разные. Но очень трудно разорвать связь времен. Трудно поверить, что сплошная чернота прошлого из эсэсовских мундиров хотя бы кое-где может прореживаться настоящим из белых футболок со слоганом: «Израиль, мы с тобой!». Да и события в мире не располагают к такой вере. Осквернения кладбищ, шествия бритоголовых, вспышки антисемитизма, двойные стандарты западного мира – все это наводит на мрачные размышления. Но даже не это главное. Есть память времен, память культуры, память генов. И если те все были одинаковы, то почему вдруг эти станут иными? И возникает очевидный, спасительный вопрос: а может быть, те не все были одинаковыми? Ведь только тогда вера в «народы» получает свое оправдание, если перефразировать Владимира Соловьева («Оправдание добра»).
Ответить на этот вопрос очень не просто. Прежде всего – их, иных, всегда было слишком мало. Из всей средневековой истории можно извлечь не так уж много примеров защиты евреев светским государством или христианской церковью, да и эта защита чаще всего имела под собой чисто прагматические соображения. А уж христиан, сердечно расположенных к евреям, защищавших их не из корысти, а по естественной потребности человеческого сердца, вплоть до конца XIX в. вообще можно было пересчитать по пальцам (по крайней мере тех из них, чьи имена история донесла до нас): Пьер Абеляр, аббат Анри Грегуар, Владимир Соловьев, немногие другие. И в огне Катастрофы и мир, и церковь проявили, казалось бы, безразличие к судьбе погибающего народа. На десятки миллионов людей нашлось не более двух десятков тысяч человек, в честь которых высажена аллея «праведников народов мира». И пусть даже история еврейского народа вряд ли могла быть написана без психологически объяснимых историографических преувеличений, когда цвет исторических мазков преимущественно черный и тысячи погромщиков заслоняют собой десятки праведников – эти цифры все равно несоизмеримы…
Таким образом, поиск праведников и рассказ о них есть не только знак благодарности и признания человеческого благородства. С каждым новым именем праведника растет надежда – вопреки всем мрачным прогнозам. И огромные усилия к тому, чтобы дать нам эту надежду, приложил автор настоящей книги. С настойчивостью, достойной восхищения, он в течение многих лет рассказывает о праведниках. И не просто о праведниках. Время от времени в Израиле вручаются награды белорусским и украинским крестьянам, которые с огромным риском для жизни спасали евреев. Но почти никто не знает, что праведники были и в логове нацизма, в самой Германии. Не знает и не хочет знать. Так проще, хотя и страшнее. В сознании многих евреев, отнюдь не только Гольдхагена, немцы ассоциируются с убийцами. И мало находится тех, кто берет на себя смелость ломать привычные схемы. Даниэль Баренбойм упорно играет Вагнера, являя гениальную музыку антисемита. Евгений Беркович упорно ломает черно-белую картину «немцы – евреи», вскрывая удивительные полутона. Разве можно представить конструкцию «фашисты-праведники»? Оказывается, можно. Автор порой специально подчеркивает это в кажущихся парадоксальными названиях статей: «Как итальянские фашисты спасали евреев», «Брат рейхсмаршала – защитник евреев». И это вовсе не рекламный ход. В самом деле, всегда найдутся, просто не могут не найтись разные люди – даже среди нацистов, даже не просто среди обычных солдат, а в элите нацистской верхушки. И вообще в немецком народе. В очень важной статье «Немецкий антисемитизм – правда и вымыслы» Беркович вполне аргументированно опровергает устоявшийся миф о каком-то особом антисемитизме немцев. И в этом он глубоко прав. История способна легко вертеть и каждым человеком, и целыми народами. Специфические социальные условия, совокупность культурных факторов, вовремя появившийся мощный харизматический лидер – и «народный дух» изменяется с калейдоскопической быстротой. Никто никогда ни от чего не застрахован. И история с трансформацией немцев – лишь эпизод, хотя и чудовищно кровавый, в цепи других подобных исторических эпизодов. Когда, например, древние народы, носители великих культур, порождают вдруг сотни монстров, отрезающих уши у пленных и вспарывающих животы беременным женщинам, – о чем мы столько наслышаны в ходе национальных конфликтов последних десятилетий. И тем поучительнее и удивительнее примеры людей, сохранивших человеческий облик и имевших мужество противостоять всеобщей вакханалии. Холокост по размаху и трагической глубине есть общая модель геноцида человечества. И те немногие, кто противостоял адской машине изнутри ее самой, – праведники в нацистских мундирах – автоматически становятся моделью праведника. В результате выбор героев для этой книги – среди немцев, итальянцев и других народов, чьи правительства в той или иной степени оказались в ареале нацистского влияния, – обретает особый смысл. А одновременно нам открываются и поразительные судьбы, немыслимые немецко-еврейские переплетения. Можно ли себе представить, что Магда Геббельс, отравившая своих шестерых детей из верности фюреру, была падчерицей еврея и любовницей видного сиониста? Что брат Геринга спас от смерти десятки евреев? Что сотни немецких женщин, протестовавших против арестов своих еврейских мужей, в конце концов победили? Представьте себе, можно. Читатель словно погружается в перипетии невероятного детектива. И детектива необычайно увлекательного (сколь бы странным ни казалось употребление слова «увлекательный» применительно к трагической истории), чему в немалой степени способствует не только тема книги, но и писательское мастерство автора. В такого рода изданиях, предназначенных для широкого читателя, надо выбрать точный стиль изложения, чтобы, с одной стороны, не скатиться в сухой пересказ событий, цифр и фактов, а с другой – не впасть в сентиментальные восклицания. И автору эту задачу замечательно удается решить.
