Батыр поневоле
ГЛАВА 1. КОВАРНЫЙ РАРИТЕТ
Мне снился наглый толстый кот. Чёрный как ночь. Он сидел возле мышиной норы и шептал с присвистом: «Мышь, эй, мыыышь, выходи!» Минуту спустя, даже сквозь сон, я понял, что кто-то шепчет на самом деле. Причём шепчет что-то странное, что-то вроде: «Алпамышь, выходи…» Я попытался открыть глаза: что за чепуха, какой-такой мышь-Алпамыш? Это всё Андрюха Батон виноват…..«Пойдём, Костян…. меня дежурным в музее оставили… я вино в кладовке нашёл, раритетное!»
Подвел меня этот раритет…. Кто знал, что после пары рюмок двое здоровенных мужиков будут носиться по музею с кремнёвыми топориками, мерять шлемы и кольчуги и пытаться зажарить чучело мамонта. Последнее, что я помнил, это как заваливаюсь спать в экспонате под названием «Юрта кочевника».
Глаза мне все-таки открыть удалось, но не целиком – две узкие щели. Мама-дорогая, ну и лицо у меня сейчас. Надеюсь, я не проспал в юрте все выходные, и не напугаю посетителей физиономией кочевника, вылезающего поутру из родной юрты.
С превеликим трудом глаза удалось раскрыть шире. Батюшки, это что я на себя нацепил? Полосатый халат, шаровары, сапоги…. какая роскошь…. Я откинулся на подушки, потянулся. Сквозь дымоходное отверстие юрты светило солнце….
Я вскочил на четвереньки.
Полог юрты приоткрылся, и высунулась чумазая морда в тюбитейке:
– Ляббай, Алпамыш-батыр, Хаким-бек, доблестный кайсар, поднимайся, Калдыргач-аим зовет!»
– Кто…?!!! Что..?!!! …Кто ты такой?!!! – вскочил я.
– Кто я? Я ваш преданный махрам Фазыл-кул.
«Мой махрам», – повторил я про себя и закрыл глаза. Тьфу, Андрюха, предупреждать надо, что раритет настолько хорош…
– Алпамыш-бай, вы идёте?!
– Иду, – открыл я глаза и отодвинул полог …. «****» – мысленная нецензурная лексика.
Вокруг стояли другие юрты: просто серые и цветные с узорным шитьем. Около юрт сновал народ: тетки с мелкими-мелкими косичками на головах, все в шапочках, в шароварах, в халатах, мужики с чалмой на голове. Из юрт курился дымок, неподалеку загон с конями, овцами и …. верблюдами…
Я посмотрел на своего махрама, почтительно склонившего передо мной голову. Сейчас он поднимет глаза и поймет, что я никакой не Алпамыш-бай… но Фазыл-кул преданно посмотрел мне в глаза, снова наклонился и сказал почтительно:
– Сестрица ваша, Хаким-бек, уже собрала для вас сбрую, шлем, щит и оружие.
– Что?! – вытаращил я глаза на бедного махрама.
– Как что? – удивился он. – Мы ведь собрались выручать вашу невесту, Барчин-ай! Видимо, посчитав, что я теперь всё понял, Фазыл-кул шустренько двинул вперед.
Я, путаясь в полах халата, поспешил за ним.
– Хаким-джан, тулпар наш быстрокрылый, – прервал мои мысли Фазыл, – быстрее, сестра ждёт!
Я честно попытался засеменить ещё быстрее. Мы подошли к нарядной, ярко-бордовой юрте, возле которой нас ждала смуглая девушка с тучей длинных косиц на голове.
– Хаким-джан!… – заголосила девица, вталкивая меня внутрь юрты, – не подведи нареченную невесту свою, не посрами нашего рода, выручи розу из вражеского плена, пожелтела Барчин-ай как лепестки шафрана, иссохлась от тоски по тебе, прислала она с десятью гонцами записку с просьбой о помощи. Передали гонцы записку нашему отцу, только коварный Байбури не захотел рисковать тобой и спрятал записку в ларец. Вчера в отцовской юрте я нашла записку, поспеши батыр спасти свою честь!
Меня затошнило. «Господи, в чем я провинился перед тобой?!! Я никого не обижал, писал статьи, посещал выставки, даже ходил в театры!!!» – такие горестные думы меня одолевали, пока на меня надевали шелковую рубаху, боевой чапан, перевязывали кушаком и нахлобучивали на голову булатный шишак.
Потом мне в придачу принесли щит из кожи носорога, пику и меч в кожаных ножнах. Сестрица, чье имя мне в жизни не выговорить, оглядела меня с удовлетворением: «Теперь осталось добыть коня!»
В юрту заглянул Фазыл и ахнул, увидев меня в полном облачении:
– Алпамыш-батыр, вы стройны как самаркандский минарет! А лук-то, лук дедовский наследственный забыли…. Хаким-бай, вы ведь ещё семилетним ребенком всех нас удивили, подняли бронзовый лук весом в целых 14 батманов!
Фазыл восхищенно зацокал языком.
– Чтоб у тебя язык отсох, – подумал я. Может, богатырь и поднял лук, но я с трудом держу меч и пику…
– Поберегу лук, – как можно серьезнее сказал я, – мало ли что в дороге случится.
Фазыл спорить не осмелился.
– Идите, Хаким-джан, теперь к табунщику, – проворковала сестра, подталкивая меня к выходу, – пусть Култай поможет выбрать коня.
Ёошкин-кот, – я чуть не заплакал, – только верховой езды мне не хватало, я ни разу даже не сидел на лошади.
Радостный Фазыл поволок меня к табунщику. Я семенил за ним, погромыхивая мечом и пикой, поправляя съезжавший на глаза шишак, и пытался смотреть на все как можно более оптимистично.
Мы зашли за юрты, туда, где пасся конский табун. К нам подбежал сухонький старичок Култай.
– Дай коня Хаким-беку, живо, – прикрикнул Фазыл.
– А папенька разрешил уважаемому Хаким-беку выезжать из дому? – Хитро прищурился старикан. Я тоже взглянул на Фазыла, тот аж надулся от возмущения:
– Да как ты смеешь, раб, перечить самому Алпамыш-батыру, нашему грозному льву, который в ярости перерубает верблюда пополам!!!
Я смущенно закашлялся. Табунщик задумался.
– Курхайт!!! – Вдруг изо всех сил крикнул он, и на клич со всей степи начали сбегаться кони и становиться перед нами в ряд.
– Выбирай любого, – кивнул он мне на коней.
Я глянул на лошадок. Горюшко моё. Это разве лошади? Это слоны… Глаза красные, из ноздрей дым валит, копытами землю роют.
Я медленно, как в магазине, шел вдоль ряда коняшек, их рассматривая. Рядом шел Култай и недоуменно хмурился.
– Хаким-бай, – наконец, сказал он, – разве мои кони плохи? Разве не быстрокрылы они словно тулпары, не стройны? Разве не похожи гривы их на шелк?
– Похожи, похожи, – утешил я старика, продолжая двигаться вперед, к моей радости кони становились все мельче и неказистее… Конец ряда заканчивался совсем уж малорослым рябым коньком, доходившем мне едва до плеч. Конёк понуро смотрел в землю, видно, совсем не ожидая, что знаменитый батыр его выберет.
– Вот этого хочу, – ткнул я пальцем в животину.
Култай только было открыл рот, как на него налетел Фазыл со своим неизменным:
– Как смеешь ты перечить хозяину, подлый раб, шакал без роду и племени. Алпамыш-бай сказал, что хочет этого коня, значит Алпамыш-бек знает, что он делает, может, конь этот волшебный, не дано тебе твоим худым разумом постичь великих помыслов нашего доблестного кайсара.
– Хорошо, ехидно улыбнулся Култай, – пускай Хаким-джан берет чубарого жеребчика, но у слуги конь должен быть не больше, чем у хозяина, поэтому тебе я дам ишака.