Дом, в котором никто не живёт.
Малауз-опа1 подошла к стене, на которой висел календарик.
На листке стояла жирная цифра «30» и две надписи помельче. Верхняя надпись была «октябрь». Нижняя – «суббота». Старушка сорвала листок, и черная жирная тридцатка превратилась в красную цифру «31», «октябрь» стал красным, а «суббота» еще и сменилась на «воскресенье».
В тесной комнатке с глиняными стенами и полом вовсю пылал очаг. Подвешенный, над ним бурлил старый большой казан. Из-под его крышки густо валил пар.
Малауз-опа перевела взгляд с очага на скособоченную плиту у другой стены. На обеих ее конфорках шкворчали казанки поменьше. Мутное стекло единственного крохотного окошечка кибитки запотело. Было влажно и душно.
Старушка потерла рукой поясницу. Подхватила со стола миску с каймаком и кусочками лепешки и направилась к двери. Ничего ей больше сейчас не хотелось, как вдохнуть холодного утреннего воздуха. Там же можно и позавтракать.
Дверь из старых досок со скрипом открылась и жаркий воздух, словно волна, вынес Малауз-опа наружу, в освежающее октябрьское утро. Она вдохнула прохладу как можно глубже. Выудила из миски кусочек размякшей лепешки и кинула его в рот. Потом закрыла глаза и стала перемалывать еду старческими деснами. А когда она открыла глаза вновь, то увидела его.
Он стоял в проеме калитки. Точнее, на месте, где когда-то было калитка. Дувал на северной стороне двора развалился, не стало и проема, сквозь который можно было попасть во двор и выйти с него.
Мальчишка был одет в заношенные джинсы и «непромокаемую» куртку, совершенно потерявшую цвет. На ногах запыленные и подвернутые солдатские кирзачи2. Довершала наряд выгоревшая добела, опять же армейская, панама «афганка». Паренек явно гордился ею и потому лихо нахлобучил на макушку из черных, давно не мытых волос. Из кармана куртки торчал номер «Ровесника», свернутый в трубку. Через плечо висел фартук для хлопка.
Малауз-опа оглянулась и убедилась, что дверца в кибитку закрыта. Скользнула глазами левее и позади мальчика. Там в углу двора, у оставшегося куска дувала3 стоял тандыр. В его жерле горела гузапая4, а подле наготове лежала куча коровьих кизяков. Все было в порядке.
Старушка положила в рот еще кусочек лепешки, размякшей в каймаке, и посмотрела на пацана.
– Ассалому алейкум, опаджон5, – нараспев, улыбаясь сказал мальчик, поймав ее взгляд.
Она в ответ медленно наклонила острый подбородок.
– Меня зовут Альберт.
Он оглядывался и брови его удивленно приподнялись.
– Тетушка, а когда вы приехали?
– Я никуда и не уезжала, племянничек. – ответила Малауз-опа.
Она вымакала остаток лепешки в каймаке. Вытерла почти досуха глиняную миску и отправила кусочек хлеба в рот.
– Простите, – глаза у мальчишки стали совсем круглыми от удивления. – Вы, наверное, со мной шутите? Но вчера вас тут не было!
Он посмотрел в сторону тандыра, в котором весело потрескивала, разгораясь все жарче, гузапая.
– Тандыр был завален мусором и засохшей травой, а сейчас, как новенький. Да еще и кизяк собран…
– Я здесь все время живу. – сказала старуха. – Никуда не уезжаю. Что-то ты, оглым6, путаешь.
Альберт покраснел, но явно решил не сдаваться.
– Не было тут никого вчера… И позавчера. И в кибитке тоже никого не было.
Пристально смотря в глаза пареньку, Малауз-опа медленно проговорила:
– Ай-яй-яй, ты и в кибиточку мою заглядывал, значит?
Паренек покраснел еще больше и опустил голову.
– Смотрю, тебя не учили тому, что в чужой дом заходить без спроса нехорошо?
– Простите меня, опаджон! – проговорил мальчишка. – Но я уже неделю сюда прихожу и никого, кроме пары мышей и суслика не видел. Я подумал, что давно никто тут не живет.
Он покрутил головой и хмыкнул.
– Может быть, вы на базар ходили, когда я сюда заглядывал? – в его глазах мелькнула надежда.
Старуха вздохнула:
– Всю неделю? Каждые день?
– Ваша правда, тётушка. – ответил Альберт с задумчивым видом. – Но как же у вас получилось? Как мы не заметили друг друга?
– Неужели ты не слышал, как меня в кишлаке называют старой ведьмой? – прищурившись, женщина пристально посмотрела на Альберта. Мальчик удивленно вскинул на нее темные глаза.
– Так нас ведь неделю всего как привезли. Живем мы в школе. – Он махнул рукой по направлению к дороге. – А в кишлаке мы даже и не бываем. Утром на карту7, обедаем тут же, на грядках. Вечером в школу – ужинаем, «Время» по телеку и спать.
Альберт робко заулыбался.
– Да и какие ведьмы, опаджон? Двадцатый век уж на исходе!
Старухе почему-то вспомнился календарик на стене и снова дала о себе знать тупой болью поясница.
– Так что с того? Двадцатый или какой другой? Какая разница?
– Да такая, тетушка, что в ведьм и другую небывальщину уже никто не верит! – возмущённо заговорил мальчишка.
И Малауз-опа пришлось выслушать целую лекцию о том, что люди давно уже летают в космос. На земле не осталось ни одного скрытого от глаз ученых участочки земли, где могли жить неизвестные до сих пор существа и животные. В том числе и ведьмы, колдуны, да и всякая другая нечистая сила
– Вот, к примеру, в этом году американцы запустили в космос огромный телескоп. – возбужденно говорил паренек.
– Телескоп? – переспросила Малауз-опа, которая уже после первых фраз перестала понимать мальчишку. – Оглым, а что такое «телескоп»?
– Как бы вам объяснить, опаджон? – Он задумался на секунду. – Такая трубка большая с большими стеклами…
– Зачем же трубку куда-то… запускать?
– Ну как зачем? Другие галактики исследовать! Внеземные цивилизации, их ведь там, в космосе миллиарды.
Все необычные и волшебные напитки и снадобья делаются людскими руками и знаниями в пробирках и все это всего лишь «химические реакции» и «синтез». Попутно старушка была извещена о том, что превращения веществ из одного в другое вовсе не заслуга какого-то там «философского камня», а возможности, которые стали доступны благодаря ядерной физике!
– Или вот, компьютер! Раньше они были огромные, занимали целые залы. А теперь сделали пер-со-наль-ный! «Эппл» называется. Знаете, опаджон, что это значит?!
Альберт округлил глаза и воздел к небу палец.
Старуха осторожно повертела головой.
– Скоро каждый сам себе сможет завести такой дома! Считать будет не столбиком, вручную, а посредством нажатия клавиш и в сотню раз быстрее! Письма набирать на экране станет и распечатывать.
Мальчишка замолчал и внимательно посмотрел на старушку.
– Опаджон, вы хоть книжки-то читаете?
Малауз-опа замялась.
– Да все некогда мне. – ответила она, словно оправдывалась. – То одно нужно сделать, то другое… Дела все, дела.
– Эх, тетушка, нельзя так. – засокрушался Альберт. – В наше время стыдно не читать. Взяли бы в библиотеке колхозной, хоть Ходжиакбара Шайхова
