Сердце колотилось до боли, сжималось от каждого звука; дыхание с шумом вырывалось из груди. Я была среди толпы, но ощущала только его незримое присутствие. Он был невидимыми путами, сковавшими меня, он бродил в моей крови. Я кругом слышала его голос, гудящий в ушах, чувствовала запах, его безжалостные сильные руки, способные переломить меня, словно прут. Преступное болезненное наслаждение в этой слабости! До рези между ног хотела ощутить его в себе, кричать до хрипа от сиюминутного восторга и принадлежать только ему, отдавать свое тело, как единственному законному владельцу.
Ненавижу! Ненавижу!
За то, что он сделал со мной. Подлый коварный палач. Проник в мою кровь, словно яд. Я едва не сдалась, едва не приняла эту жестокую участь. Едва не совершила непростительную ошибку. Роковую ошибку. Я была слаба. Но я не просто слабая женщина… я… Я невольно покачала головой: сейчас это было проклятьем. Самым черным из всех. Самым невыносимым. Теперь все пути назад отрезаны. Я должна покинуть Фаускон, даже если это будет невозможно. Должна! Бежать, не разбирая дороги, не жалея сил.
Я нырнула в узкий темный переулок, чтобы скрыться от чужих глаз, под ногами захлюпала вода. Здесь остро воняло мочой… Плевать. На Эйдене едва ли было лучше, особенно возле кабаков. Я прижалась спиной к стене, утерла взмокшее лицо руками, шумно выдыхая. Еще и еще. Прижала ладони к вискам, чувствуя яростное биение пульса. Казалось, от этого набата лопнет голова.
Нужно добраться до любого из портов. А там… У меня не было никакого плана. И какой может быть план? На Фаусконе! Я женщина — этим все сказано. Здесь это приговор… Без денег, без асторских документов, без сопровождения, без декларации выезда… И каждый довод будто вбивал меня, словно гвоздь, в эти зловонные мокрые плиты. По самую шляпку.
Я тронула под плащом ошейник, пальцы коснулись холодных камней. Это дерьмо стоит более чем достаточно — бриллианты чистой воды, мне ли не знать. Пожалуй, на них можно купить целое судно вместе с не слишком чистоплотной командой… Я с остервенением дернула. Знала, что бесполезно. Снять этот собачий повод может только он… Но даже если каким-то чудом удастся, — как продать? Меня или вернут, или убьют, чтобы ограбить и замести следы.
Я нервно покачала головой — мои теории были наивными. Здесь. Я женщина… Бесправная. Меня может остановить любой. Любой, у кого возникнет какой-то вопрос или подозрение. И сколько у меня времени?
Меня неотступно преследовала еще одна мысль. Не слишком важная в эту минуту, но… что будет, если он узнает, кто я?
Нет, не так. Вопрос следовало ставить иначе: когда он узнает. Дело лишь во времени. Или уже знает? Глупо было бы утешать себя наивными сказками… И что он сделает? Поднимет шум? Или остережется такого позора и станет действовать тихо?
Я вновь покачала головой, словно отгоняла непрошенные мысли. Сейчас я не должна об этом думать. Лишь о том, как уйти, спрятаться, исчезнуть. Сейчас только это имело значение.
Я осторожно выглянула из-за угла, замечая, что толпа на улице начала редеть. Ночь сгущалась. Разгорались новые и новые фонари. С одной стороны — ночью меньше глаз. А с другой… в толпе всегда проще затеряться. Но одинокая женщина без сопровождения вызовет слишком много вопросов — это уже было очевидно. Нужно торопиться, хотя бы уйти как можно дальше от этого места. Я шагнула, но, тут же, содрогнулась, как от удара током — меня схватили за руку:
— А ну, стой!
Шесть лет назад
— Ваше высочество, пора, — Гинваркан хотел было по-отечески положить руку мне на колено, но не осмелился. — Время дорого.
Я заглянула в его суровое морщинистое лицо:
— Скажи правду: я все забуду, да?
Слуга опустил голову:
— Это приказ вашего отца. Для вашего же блага.
Я с пониманием кивнула, посмотрела на тонкий прозрачный монитор на ладони:
— Еще минуту, Гинваркан, всего минуту. Я хочу насмотреться на них, даже если не буду помнить. Вдруг, я не узнаю их, когда снова увижу.
— Вы… — он сделал неестественную долгую паузу, — вспомните, когда будет можно. Умоляю, принцесса, торопитесь. Если асторцы заподозрят подвох — мне вас не спасти. Я клялся вашему отцу. И вашей матери. Жизнью клялся! Честью! Нужно идти, пока эти не перекрыли последний порт.
Я понимала, что Гинваркан прав, во всем прав. Но, так же понимала, что выйдя из подземного ангара, потеряю возможность смотреть на родителей, которые остались там, во дворце, за десятки миль. Связь оборвется, мой фактурат обнулит настройки. Я жадно всматривалась в крошечные фигуры, которые видела с высоты, почти из-под потолка. Отец — гордый и смелый. Мама — величественная и прекрасная. Она положила тонкие белые руки на плечи Климнеры, моей служанки. Так, как порой клала их на мои плечи. А Климнера гордо задрала голову, выпрямилась. Климнера держала лицо, как и полагалось принцессе Нагурната. Как полагалось мне. Но у отца хорошие меморы. От собственных воспоминаний Климнеры не осталось ничего, они залегли где-то на самом дне ее самосознания. Теперь она ни мгновения не сомневалась в том, что это она истинная принцесса Нагурната Амирелея Амтуна.
Так было нужно, чтобы асторцы не получили меня.
Двести лет назад Галактический совет совершил ошибку, выслав мятежные правящие семьи Красного Пути во главе с Траварном Саркаром в систему Астор, думая, что надежно запирает их через пространственные врата. Но за прошедшее время технологии шагнули далеко вперед благодаря халцону — открытому минералу. «Прыгнуть» во врата теперь — все равно, что шагнуть в древнюю кабину лифта. Огромное расстояние в сотни и тысячи световых лет стало возможным преодолеть за незначительный промежуток времени. Теперь асторцы окрепли, вернулись, расползлись, как зараза, покоряя планету за планетой. Но им было мало того, чего они лишились когда-то — они хотели все. И еще больше. И особой символичной целью стал Нагурнат — столица Красного Пути. Мой дом, дом моей семьи, получившей когда-то планету в законное правление.
Чтобы легитимно утвердиться в своих притязаниях, король Астора Тракс Саркар намеревался заключить брачный союз между своим сыном Тарвином и мной. Этому не бывать, никогда не бывать! Но больше ненавистного брака, по которому мой дом законно перейдет в руки захватчиков, маму заботила участь жены асторца — жены бесправной и зависимой, закованной в нерасторжимый брак, словно в цепи. Женщины для них лишь средство и развлечение. А законные жены должны лишь производить на свет наследников, во всем покоряться, и бесконечно мириться со своими Тенями, не смея возразить даже словом. Даже мыслью. Иначе будет ждать неминуемая расправа.
