Ещё безвидна и пуста земля,
Надёжна, как гостайна.
Не знает прелестей онлайна,
Как новорожденный, чиста.
Но на безлюдные поля
Уже из уст слетело слово,
Всего грядущего – основа,
Тугие створки шевеля.
Ещё предчувствием томится
Весь мир, неведеньем дыша,
Но кровь из щёлочек сочится.
Раскрылись створки, плоть обнажена —
Людей, зверей, веков, нежданных смыслов.
Как будто с горки складками сукна
Дух заструился, всё собою выстлав.
Поющих птиц повисли кружева
Над девственной землёй, над ликованьем рая,
Где странные резвятся существа,
Себя в узоры травные вплетая.
Хитиновый покров и чешуя,
Шерсть, панцири, пупырчатая кожа.
Вся тварь закутана в покровы бытия,
Нагой Адам глазами Еву гложет.
Потуплен взор. Нетронутый сосуд,
Блаженной чистоты невыпитый напиток.
Ещё по телу не разлился зуд
Желаний страстных и любовных пыток.
Вибрируют в фонтане струнки струй,
Сулят гармонию божественных идиллий.
Но жжёт уста иудин поцелуй,
Плоды сочатся соками насилий.
Но времени запущен маховик,
И мутные ручьи из будущего льются.
Совой глядит лукавый подрывник,
И кролики к прорытым норам жмутся.
Неутолима жажда наслаждений,
Сок ягод брызжет с переспелых губ.
Душа устало ищет вожделений,
Залайкан до бесчувствия YouTube.
Шипы познания мне сердце прокололи.
Объеден кисло-сладкий плод.
Чего же ждал? Нет-нет, не этой боли.
Влачусь по жизни как последний скот.
Ах, скотья участь – умирать без мысли
И без надежды, с патокой в глазах.
Мечты, иллюзии, порывы скисли,
В зрачках застывших поселился страх.
Но страх мой тонет в этом диком гвалте,
Где чувства и тела обнажены.
Плоды кусками разноцветной смальты
Вмурованы в диковинные сны.
Где с голым задом шествует кругами
За счастьем люд, переходя на бег.
Над шествием безумным, вверх ногами,
Завис витрувианский человек.
Там, где щекочут брюхо неба башни
В надежде стать гнездовьем райских птиц.
Где яд депрессий в ложе чаш из яшмы —
Большая щель, купальня милых жриц.
Медведи, кони, львы, единороги,
Верблюды, чудища, мужчины, кабаны.
В движении копыта, лапы, ноги.
Страшны в желаниях, убоги и нежны.
Источник влажный всех приводит к жизни.
Вокруг вращаются и мысли, и дела.
По пояс – люди, снизу – просто слизни,
Желаньем страстным скованы тела.
Блуждаем, ищем вожделенных ягод.
Влекутся звёзды в лоно чёрных дыр.
Перепихнёмся, если карты лягут,
Нет, так в инете сыщем комбижир.
Сад наслаждений мы садили сами,
Без кожи времени нас нарисует Босх.
Как мы глядим воловьими глазами,
А бисер сыпется в наш оголённый мозг.
Мои ноги – два пьяных баркаса,
После шторма вморожены в лёд.
В тёмных недрах гнилого каркаса
Дух сивуху вонючую жрёт.
Надо мною гнусавит волынка,
В животе разгулялся кабак.
Расплескались сокровища рынка,
Прохудился непрочный чердак.
Визг под звуки слащавых мелодий.
Торжествует, куражится ад.
В тайниках сатанинских угодий
Вызревает мой внутренний смрад.
Струны арфы мне тело пронзили.
Лютня стонет – на грифе распят.
На колёсной замызганной лире
Колки ссохлись и нудно скрипят.
Гнусный хор с богомерзкою жабой
(Нотный стан – как исток нечистот),
Переполнясь безумной отвагой,
В душу льёт свой попсовый компот.
Колотушки стучат в барабаны,
Выдувает рассудок труба.
Мои уши – две рваные раны,
Сломлен дух, и пропита судьба.
Меня злобная сущность съедает,
Превращаюсь в ненужный отброс.
Моя спесь переела – рыгает,
Мою печень смакует цирроз.
Слишком долго собой любовался,
Вместо зеркала – дьявольский зад.
К запредельной гармонии рвался,
Загремел же в банальнейший ад.
Я с судьбой моей резался в карты,
Перед свиньями бисер метал.
Не сказал бы, что не было фарта,
Но, видать, свои шансы просрал.
Псы досады меня доедают,
Кролик похоти в норку несёт.
В уши бесы бесстыжие лают,
И, наверно, никто не спасёт.
Мой герой дикой сворой растерзан,
Не спасла напускная броня.
Мир разорван, на части разрезан,
Вместо песен – тупая возня.
Вижу, как догорают пространства,
Головешки вчерашних надежд.
Жизнь – как хмель беспробудного пьянства,
А в итоге – похмельный кортеж.
Наши души бредут, оступаясь,
Ненадёжны гнилые мостки.
Даже в плотные стаи сбиваясь,
Не уйти от смертельной тоски.
Проржавел горизонт, льётся в дыры
Запредельный негреющий свет.
Как личинки в просроченном сыре,
Догрызаем остывший обед.
Догорает наш сад наслаждений,
Может, мы перепутали пир?
И в угарном чаду вожделений
Слил в сортир нас Всемирный банкир?
Наша жизнь в полынью ускользает,
Столько слов и напыщенных поз.
Цепенеем, но лёд разрезает,
Тихий шепот: «Помилуй, Христос».
