«Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас…»
Как бы то ни было, хоронить людей – занятие не из приятных. Особенно если человек в гробу молод, ты ещё моложе, а над кладбищем нещадно палит солнце, будто надеясь прожечь самое траурное из всех чёрных платьев. Запахи дерева, свежескошенной травы, хвои и скорби смешиваются, покрывают горло вязким налётом, заставляют задыхаться. А дышать и без того трудно: слёзы текут, не останавливаясь.
– Душенька, неужели на твоём филфаке не рассказывали, что много плакать на похоронах – дурная затея?
Я вздрогнула, когда позади раздался тихий и низкий мужской голос. «Я плохо спала, просто показалось, – мелькнуло в мыслях, – чего ещё можно ожидать от травмированной психики…»
– Не показалось тебе. Видок здесь унылый, конечно, ничего не скажешь.
Медленно обернулась. За правым плечом стоял высокий парень в очках и ухмылялся; нижнюю губу ровно посередине рассекала тонкая трещинка.
– Лучше отвернись и не подавай виду, мать. Тебе всё равно никто не поверит. Но если захочешь поболтать – я услышу.
– Антон, вот скажи мне, ты совсем дурак или прикидываешься? – Я, как и было велено, отвернулась и смотрела прямо перед собой. Тёмные очки скрывали неподдельный шок.
– А как теперь узнаешь? – парень наклонился прямо к уху. – В любом случае, тебе теперь с этим жить. Тебе, не мне.
– Ксюш, пошли, – голос Маши, общей знакомой, выдернул меня в реальность. Вместе подошли к гробу, постояли несколько секунд.
– Мужик, ты любил плохо пошутить, конечно, но это уже перебор, – последние слова в очередной раз сменились глухим плачем.
Родственники, друзья, коллеги – все с ужасом и непониманием наблюдали, как закрывали гроб, как в лакированное дерево один за одним вгоняли гвозди. Удары молотка гулко разносились над кладбищем и отпечатывались в памяти. Безликий ящик на лентах опустили в яму. Горсти земли одна за одной бились о крышку.
Я отвернулась, лишь бы не смотреть, не запоминать, не застревать в этом дне. Антон всё это время стоял чуть поодаль и вертел в руке сигарету.
– Да не реви ты, подруга. Стоишь тут такая красивая, такая хрестоматийная, а нос распух – смотреть больно.
– …поедешь? – кто-то оказался рядом со мной и пытался что-то сказать. Судя по всему, звали на поминки.
– Я… Я останусь ненадолго здесь, а потом домой.
Когда все разъехались, я села на бревно прямо напротив свежей могилы и закурила.
– Господи, какой же бред. Мужик, ну не мог два дня потерпеть, что ли? Я только собиралась тебе написать, встретиться перед переездом, а ты…
– Взял и умер? Какая досада, – Антон сел рядом и чиркнул зажигалкой. – Люди имеют свойство умирать, Ксения как-тебя-там-по-батюшке. Иногда они делают это неожиданно. Такая большая девочка, неужели не в курсе?
– Ой, не язви, и так тошно, – следующие несколько затяжек сделали в тишине. Где-то высоко каркала надоедливая ворона.
– Устное народное творчество, первый курс. Нельзя много плакать на похоронах, а то душа покойника на земле останется.
Антон улыбался, во взгляде читалось неизменное «а что я такого сказал». Оба засмеялись – то ли искренне, то ли нервно.
