Его звали Себастьян. Лет ему было ровно столько, сколько было необходимо, чтобы знать и уметь всё на свете. По крайней мере, ему так казалось.
Его звали Себастьян, и он понятия не имел, как он оказался здесь. Последнее, что он помнил – как он засыпает в своей прекрасной постели, после плотного и сытного ужина. Состоял этот ужин из мягкой картошки пюре, спелого зеленого горошка, и великолепной рыбы. Полный живот звал его к очередным подвигам, глаза слипались, и, пребывая в мечтательном состоянии духа, он топал к своей кровати. Ночь – время, когда всё становится серым и неинтересным, он знал это. Поэтому Себастьян радовался возможности как следует вздремнуть, чтобы проснуться на следующий день для новых свершений. Да, Себастьян был умён не по годам.
Но этим утром что-то пошло не так. Даже такой умный маленький человек не мог объяснить то, как же он оказался посреди поля. И проблема была даже не в этом. Поле состояло сплошь из огромных, предательски фиолетовых, кабачков. Они были размером с деревья, растущие у Себастьяна во дворе, никак не меньше. Выглядели кабачки совершенно невозмутимо. Как будто бы ничего, совершенно ничего необычного не происходит, и они растут здесь с начала времён. Фиолетовые бока переливались на солнце, подмигивали солнечными бликами, и в остальном вели себя так же естественно. Кроме того факта, конечно же, что они были слегка… ну, очень огромными.
– Что ж, – сонливо пробормотал Себастьян, обращаясь не то к себе, не то к диковинно огромным кабачкам, колосящимся (другого слова он позволить себе в подобной щекотливой ситуации просто не мог), под свежим утренним солнцем на ветру. – Что ж. Совершенно очевидно, что я спал настолько крепко, что меня принесли сюда и оставили, и я даже не соизволил проснуться. Но кто мог сделать это? Для чего? Что за бесконечно нелепая шутка?
Разговор с самим собой (ну или с диковинно огромными кабачками) внезапно прервал какой-то шум. Прислушавшись, Себастьян понял, что шум – ни что иное, как стук копыт. А где копыта – там и лошадь, как известно. Он попытался оглянуться, чтобы найти, где же скачет это неведомое создание (лошадь обыкновенная), но поле простиралось на многие кабачки вокруг. Тем более, из-за них толком ничего разглядеть не было сил. Себастьян решил предпринять самое логичное, на что был способен в этой ситуации – идти на звук. Ведь, как известно, где лошадь – там и наездник. А от общества разумного существа Себастьян бы сейчас не отказался. В конце концов, кто-то же должен объяснить, почему его под покровом ночи привезли на поле экспериментов над кабачками. До сегодняшнего дня он даже предположить не мог, что где-то существуют такие жуткие поля. Эксперименты над бедными, ничего не понимающими овощами казались ему чем-то бесчеловечным. Если он увидит здесь подобную, выращенную в неволе, гигантскую чечевицу, то сразу же потеряет сознание – думал Себастьян, продираясь сквозь фиолетовые заросли на звук.
Это оказалось проще, чем он полагал. Буквально за несколькими рядами уже была дорога, огибающая поле, и стремящаяся куда-то вдаль. И по ней действительно ехала лошадь с повозкой. Копыта стучали по чёрной земле, вызывая оглушительный грохот. Лошадь приближалась.
Себастьян решил, что стоять посреди дороги – не самое мудрое решение, если он хочет ещё когда-нибудь увидеть свою маму и покушать на ночь горошка с рыбой, и отошел с пути. Встав на краю дороги, он выставил руку, подняв большой палец, так, чтобы водитель лошади, сидевший на повозке, точно бы её заметил. Он увидит, что я высоко оцениваю его лошадь, и остановится – думал Себастьян. Лошадь приближалась.
Солнце поднималось всё выше. Кабачки всё так же невозмутимо грели свои лиловые бока, как будто принимали солнечные ванны. За спиной Себастьяна было огромное поле кабачков (ему не было видно конца и края), а напротив его лица колосилась огромная чечевица. Себастьян решил пока не терять сознание, а расспросить для начала хозяина повозки. В конце концов, потерять сознание можно всегда. А вот пропустить из-за этого лошадь с повозкой не хотелось. Лошадь приближалась.
Себастьян перебрал уже в уме все возможные варианты того, как и почему он оказался здесь, и приступал к перебиранию их по второму кругу. Поля с кабачками и чечевицей разделяла дорога с твёрдой, чёрной землёй, и уходила куда-то вдаль. Себастьян не знал, что там, но очень хотел узнать. Возможно, ещё поля? Быть может, горошек? Выставленная рука уже онемела и начинала болеть. Лошадь приближалась.
Наконец лошадь приблизилась. Со вздохом облегчения и радости Себастьян опустил руку с выставленным большим пальцем вверх. Как он и думал, хозяин повозки заметил его похвалу, и решил остановиться.
– Добрый день, – начал Себастьян, обращаясь к человеку на повозке. – Вы не подскажете, где я оказался? И как мне отсюда выбраться?
Человек молчал, и даже не смотрел на Себастьяна. Он глядел куда-то вдаль, как будто видел там что-то такое, что Себастьяну было неведомо. Повисла неловкая пауза. Как вдруг…
– Молодой человек, Вы не туда обращаетесь, – сказала лошадь.
Кажется, пауза затянулась.
Спустя ещё пару секунд, когда Себастьян наконец немного пришел в себя (после огромных овощей сделать это было уже проще, чем прежде), он то ли подумал про себя, то ли произнёс вслух (в таком состоянии понять было невозможно) лишь два слова. «Говорящая лошадь».
Говорящая лошадь?
Говорящая лошадь!!
Лошадь смотрела так долго и так пристально, что Себастьяну стало неловко. Похоже, он всё-таки сказал это вслух. Возможно, он кричал. Сейчас он уже не был ни в чём уверен.
– Мы едем, или так и будем выкрикивать очевидные вещи? – спросила наконец Лошадь.
Себастьян булькнул в ответ что-то неразборчивое, очевидно означавшее «Да, определённо едем, госпожа Лошадь», и полез на соседнее сидение с Человеком. Молчаливый Человек всё ещё смотрел вдаль пустыми глазами.
– Добрый день, – предпринял ещё одну попытку Себастьян, когда повозка двинулась в путь, и он снова был способен говорить на человеческом языке. – Как Вас зовут?
– Да, – сказал Человек.
Себастьян смотрел так долго и так пристально, что… абсолютно ничего не произошло. Человек как смотрел вдаль, так и продолжал.
– А меня зовут Себастьян, – сказал Себастьян. Что ж, понять огромные кабачки ещё было можно. Простить – вряд ли, но хотя бы понять… Но что насчёт говорящих лошадей, и людей, которые ведут себя как неразумные куклы? Это было за гранью его понимания.
– Очень приятно, – сказал Да.
