Когда температура воздуха упала ниже нуля, а на тротуарах выросли сугробы, жизнь в Нью-Йорке лишилась всякого смысла. Я страстно жаждал солнца. Два года я не был в Парадиз-Сити, и теперь мне не терпелось расслабиться в шикарном «Испанском заливе» – лучшем отеле на флоридском побережье.
Я как раз продал пару рассказиков в журнал «Нью-Йоркер», а моя последняя книга вот уже полгода держалась третьей в списке бестселлеров, так что о деньгах можно было не думать. Неприглядный вид из окна – серое небо, снег, люди снуют, как муравьи, где-то далеко внизу, съежившись от порывов ледяного ветра, – придал мне решимости, и я потянулся за телефонной трубкой.
Телефон – это чудо удобства. К вам приходит идея, и телефон претворяет ее в реальность, если, конечно, у вас есть деньги. Деньги у меня были, так что через несколько минут я беседовал с Жаном Дюлаком, управляющим отелем «Испанский залив» в Парадиз-Сити. Еще через несколько минут для меня был зарезервирован номер с видом на море и балконом, залитым солнцем десять часов в день.
Тридцать шесть часов спустя я приземлился в аэропорту Парадиз-Сити, где сияющий белый кадиллак ожидал меня, чтобы доставить в отель, сказочное место, в котором каждый из пятидесяти постояльцев мог рассчитывать на ВИП-обслуживание.
Первую неделю я провел, наслаждаясь жарким солнцем, болтая с куколками и налегая на еду, а потом вспомнил про Эла Барни.
Два года назад этот местный бич – толстяк с внушительным пивным брюхом – подкинул мне идею для книги.
Он называл себя Барни Ухо Востро. Если он и не знал чего-то о тайной городской жизни – криминале, сексе и прочей мерзости, – то лишь того, что и вовсе не стоило внимания.
Я спросил Дюлака, тут ли еще Барни.
– Конечно. – Он улыбнулся. – Парадиз-Сити без Эла Барни как Париж без Эйфелевой башни. Вы всегда найдете его в таверне «Нептун» или где-то возле нее.
Так что после превосходного ужина я спустился к набережной, над которой витали самые разнообразные запахи. Народу была тьма – туристы, увешанные гирляндами камер, рыбаки со своими лодками – едва ли на всем флоридском побережье имелось более живописное место.
Я нашел Эла Барни сидящим на причальной тумбе возле обшарпанной таверны «Нептун». Он был одет в ту же рваную и грязную фуфайку и те же штаны с жирными пятнами, которые были на нем при нашей первой встрече. Кто-то подлатал его фуфайку и сделал это чертовски плохо, – возможно, что и он сам. Он торчал там как обломок кораблекрушения среди бурлящего моря туристов, сжимая в своей огромной руке пустую банку из-под пива.
Сказать, что Эл Барни переживал не лучшие дни, не сказать ничего. Лучшие дни Эла Барни, очевидно, прошли давным-давно. Дюлак поведал мне, что когда-то Барни управлял школой дайвинга и сам был крутым дайвером. Поверить в это сегодня, видя его сидящим на причальной тумбе возле таверны «Нептун», было сложно. Пиво разрушило его. Обрюзгший, лысеющий верзила с лицом, загоревшим до черноты под флоридским солнцем, маленькие синие глазки безостановочно рыскают вокруг в поисках возможности срубить бабла, – он напоминал стервятника в ожидании добычи.
Мое приближение Барни заметил.
Он напрягся, подобрал огромный живот и выбросил пивную банку в море, и я понял, что он вспомнил меня. Я был для него сродни долгожданному оазису для бредущего по пустыне.
– Здорóво, Барни, – сказал я, останавливаясь рядом с ним. – Помните меня?
Он кивнул, и его маленький рот с опущенными, как у окуня, уголками губ растянулся в подобии улыбки.
– Да… конечно, я вас помню. У меня хорошая память. – Он озадаченно посмотрел на меня. – Вы мистер Кэмпбелл… писатель.
– Наполовину верно. Писатель, но не Кэмпбелл. Кэмерон, – ответил я.
– Да… Кэмерон… точно. Память на лица у меня отменная. Это же вам я рассказывал ту байку про брильянты Эсмальди, верно?
– Именно так.
Он почесал волосатую руку.
– Вы написали книгу об этом?
Уж настолько легкой добычей я не был. Я покачал головой.
– Ну что ж, это была хорошая история. – Он снова почесался и глянул на дверь, ведущую в таверну «Нептун».
– Я же Барни Ухо Востро. Хотите услышать что-то новенькое?
Я сказал, что всегда не прочь услышать что-то новенькое.
– Про марки Ларримора хотите? – Он изучающе уставился на меня.
– Марки… а что насчет марок? – спросил я.
– Хороший вопрос. – Он сунул руку под фуфайку и почесал пузо. – Вы что-нибудь знаете про марки, мистер?
Я признал, что не знаю о марках ничего.
Он кивнул и перестал чесаться.
– Я тоже ничего не знал, пока не услышал о марках Ларримора. Я держу ухо востро. У меня есть связи. Есть друзья; газетчики, которые болтают. Даже копы болтают, а я слушаю. – Он вытер тыльной стороной кисти обветренные губы. – Хотите послушать?
Я сказал, что марки меня не интересуют.
Он кивнул:
– Ясное дело. Они не интересовали и меня, но вот эта тема действительно интересная. Давайте-ка выпьем пивка. – Он тяжело поднялся. – Никто, кроме меня, не знает этой истории целиком, а я узнал ее потому, что уши держу открытыми, а рот закрытым. Пойдемте потолкуем.
Он двигался сквозь толпу, как бульдозер сквозь груду щебня. Завидев его, люди спешили убраться с дороги, отскакивали от него, как от грузовика. Я шел следом, понимая, что мысли его заняты пивом, а когда Элу Барни надо выпить – только тот, кто оплачивает счет, может рассчитывать на его внимание.
Когда мы вошли в таверну «Нептун», Сэм, черный бармен, лениво полировал стакан. Увидев меня, он заметно оживился. Сэм не только сразу узнал меня, но и мгновенно смекнул, что в течение ближайших нескольких часов он неплохо заработает, обильно снабжая нас пивом, и получит хорошие чаевые вдобавок.
– Добрый вечер, мистер Кэмерон, сэр, – сказал он, просияв. – Давненько вас не было видно. Рад, что вы снова здесь, сэр. Что будете?
– Два пива, – сказал я и, поскольку так принято в Парадиз-Сити, пожал ему руку.
Барни уже взгромоздился на скамью у окна и поставил локти на заляпанный стол. Сэм принес нам два стакана пива. Я сел напротив Барни. Порядок был мне известен. Спешить не стоило.
Барни заговорит не раньше, чем утолит жажду. Он тянул пиво медленно и непрерывно, не отнимая губ от стакана, пока тот не опустел. Затем поставил стакан, утер рот предплечьем и испустил долгий вздох облегчения. Мне не пришлось сигналить Сэму. Он уже был у стола со следующей порцией пива.
– Знаете ли, мистер, в мои годы, – начал Барни, – пиво становится великим утешением. Были времена, когда я ходил к женщинам. Теперь женщины ничего не значат для меня, но пиво помогает мне держаться. – Он почесал свой приплюснутый нос, расплывшийся на половину лица. – Это из-за женщины у меня такая носопырка. Ее муж застукал нас, а был он знатный боксер. – Барни покачал головой, беря стакан. – Мне повезло, что он всего лишь дал мне по морде… А то мог бы отделать меня и покрепче.
