Джонни просыпается рано утром оттого, что на его лицо капает вода. Не самое страшное событие – протечка крыши, но неприятное. Теперь придётся снова искать плёнку, чтобы укрепить верх, а это в центре Нью-Йорка вещь проблематичная. Он живёт как раз в том элитном районе, где не то, чтобы плёнку найти, даже мусорных баков хороших толком нет. На крайний случай он пойдёт в ближайший магазин электроники, там всегда есть обрывки упаковки, что-нибудь да выклянчит.
А пока он выбирается из-под влажного покрывала и пытается привести жилище в норму: разгребает вещи от протечки и ставит на пол миску, чтобы капало в неё, а не на матрас. В ногах лежбища он находит скомканный и порванный в паре мест, но ещё вполне годный, дождевик, накидывает его на плечи и надевает капюшон так, что торчит только нос и клочковатая борода. Путь недалёк, не более двух кварталов, но проходит по территории старухи Корнелии, которой Джонни задолжал два бакса ещё со времён последней совместной пьянки, а он в завязке уже четвёртый месяц. Обходить её логово стоит ему лишних два квартала, а это дополнительное ведро воды на голову с неприветливого в этот сентябрьский день неба. В битве между ведром и старухой, побеждает вода. Потому что от неё просохнешь, а от Корнелии потом не отмоешься.
Пройдя с десяток шагов, Джонни понимает, что промочил правый ботинок. Он возвращается назад в свой переулок, роется по закромам и находит пучок полиэтиленовых пакетов. После тщательного выбора он снимает башмак и надевает пакет поверх носка. Потом, подумав, надевает ещё один и возвращает ногу в обувь. Мокрые конечности ему сегодня ни к чему. Впереди осень и зима, даже лёгкий насморк может обернуться для него катастрофой.
Пакеты спасают лишь отчасти. Ботинок хлюпает и выпускает из себя потоки коричневой жижи, нога мёрзнет, но он надеется, что носок не промок. Вопрос с обувью встал ребром, а с его неходовым двенадцатым размером найти подходящую обувь просто и без забот нет никакой надежды.
Он проходит квартал на север, поворачивает направо, и в следующем переулке снова направо, после чего оказывается снова на изначальной улице, но в шести сотнях ярдов от своего жилища.
Джонни высовывает нос на проезжую часть из-за мусорного бака. Чисто. Он на всякий случай заглядывает в него, не надеясь на успех – не в этом районе города. Всё верно, ни плёнки, ни обуви. Зато есть кружка с отколотой ручкой, которая тут же отправляется в карман куртки под дождевик. Он, озираясь, идёт дальше: на чужой территории не полагалось так поступать, можно было очень нехило схлопотать. Но он и так должен карге, так что одной кружкой больше или меньше погоды уже не играет.
Ах да, погода. Этот дождь совсем некстати. Теперь, чтобы починить крышу, нужно сперва её просушить, а когда успокоится этот бодрящий душ с небес, знает один бог.
Джонни поворачивает налево и идёт по пустынной улице к магазину электроники.
– Джонни, мать твою, вонючий поганец! – раздаётся знакомый скрипучий голос за его спиной, и что этой старой грымзе не спится в столь мерзкий час? – Верни мне мои два бакса, грязный боров!
Он прибавляет шагу, почти переходя на бег, оглядываясь на ходу. Карга грозит ему сухим кулачком, но вслед больше не орёт, пугаясь раннего часа. Ещё не хватало загреметь в каталажку за нарушение общественного порядка. Хотя он не против, хоть ботинки просохнут.
Магазин электроники открывается в девять утра. Джонни обходит его вокруг и лезет в контейнер с мусором, располагающийся с чёрного хода. Там обрывки упаковки от мелкой техники, клочки гофрокартона и использованные листы офисной бумаги.
«Если всё это сейчас поджечь, то можно согреться и просушить обувь», – проносится с надеждой у него в голове.
«И схватить условку», – мрачно добавляет другой внутренний персонаж, очевидно, юрист.
– Могу я Вам чем-то помочь? – раздаётся у него за спиной мужской голос.
Для Джонни это так неожиданно, что он от испуга выпускает из рук крышку мусорного бака, и та громыхает об контейнер, отражаясь оглушительным эхом от стен домов в пустом переулке.
– Нет ли у Вас обрывков упаковки от стиральных машин? – спрашивает он, переведя дух, молодого парня, выглядывающего из чёрного хода магазина.
– А Вам для чего?
– Она из плотного полиэтилена. Дождь. Холодно, – произносит отрывисто Джонни и указывает на небо.
– Поищу. У Вас есть чем её закрепить? – интересуется парень участливо.
– К сожалению, нет. А может, у Вас и коробки от холодильника есть? – рискует он.
Парень улыбается и просит подождать его под козырьком входа, чтобы не мокнуть. А когда он возвращается назад, Джонни не верит своим глазам. Он едва не плачет от благодарности за этот подарок! Молодой человек держит в руках охапку сокровищ: целый неоткрытый рулон плотной стретч-плёнки для упаковки мебели, два мотка скотча, рабочую куртку с логотипом магазина и… Пять баксов!
– Коробок нет, вчера какая-то бабушка забрала всё. Но сегодня к вечеру будут, приходите. Может, и дождь закончится.
– Я Вам очень благодарен! – в эмоциях бормочет Джонни и забирает добро из рук парня, но не жмёт их, зная, что люди не особо-то любят контакты с его контингентом.
Он распихивает по карманам скотч, прячет под дождевик плёнку и куртку, после чего собирается в обратный путь через старухино логово. Теперь ему есть, что ей сказать.
Карги дома нет. Джонни проходит вместе со всем имуществом мимо злосчастного переулка, предвкушая её реакцию на возврат запоздалого долга, но получить удовольствия от изумлённого вида Кошмара Всей Его Жизни так и не удаётся.
Дождь заканчивается, но серое небо не планирует радовать копошащуюся под ним человеческую массу, оно равнодушно висит над городом ватной шубой. Тоскливое утро не отличается ничем от любого другого буднего утра. Улицы заполняются людьми и машинами, город готовится подмять под себя очередную партию ценностей и желаний творить добро, модифицировать их в страх, панику и рвачку за место под солнцем. Автомобили норовят облить прохожих из луж на асфальте холодными струями воды, на что прохожие в свою очередь проклинают вслед уносящийся транспорт. Верещат клаксоны, парят решётки канализационных стоков, хоть градус за бортом и не излишне низок; люди бегут по своим тропам, соблюдая правила встречного движения себе подобных, кричат в мобильники у уха, несут свои многочисленные пакеты и сумки, костюмы и презентации, плащи и зонты. Они тащат свои бренные уставшие обесточенные тела на нелюбимые работы, созданные для того, чтобы эти тела услаждать никому не нужными благами.
