Парня в горы тяни
В первый же день своего пребывания на горнолыжном курорте в Приэльбрусье Феня оконфузилась: упала в обморок прямо на трассе. Может быть, кому-то это и не показалось бы стыдным, но Феня кусала себя за все места (не физически, конечно, а ментально): ужас какой – собрались вокруг все родственники, потом и прочий народ, захлопали крыльями, а она лежит в снегу, принцесса такая!
Инструктор, молодой, симпатично небритый парень Таулан, размазал ей по фейсу пригоршню снега, пытаясь привести в чувство. Потом обморочную дамочку торжественно препроводили в самое дружелюбное из шести очень дружелюбных местных кафе. Хозяйку здесь звали Зуйбадат. Увидев бледную дамочку в окружении целой свиты сочувствующих, она тоже захлопотала, разругалась на метры над уровнем моря, магнитные бури и прочее.
Зуйбадат помогла Фене подняться по крутой деревянной лестнице на низенький второй этажик, занятый одной-единственной комнатенкой, и принесла спецнабор местного туриста: коньяк, кофе и хычин.
Феня чувствовала себя вполне сносно, просто ощущала некоторую слабость, вот и все Она припомнила, что головокружения ее донимали в юном возрасте, но потом это прошло. Возможно, голова перестала кружиться из-за энергичных утренних зарядок, которые Феню не убивали, а делали сильнее. А может, таковы оказались преимущества возраста И вдруг нате вам – только влезла на сноуборд, как внутри мозга зазвенело, колени подкосились и… бух!
Слопав хычин и опустошив рюмочку ароматного коньяка, Феня лежала в комнатке над кафе Зуйбадат, мирно задремывая, словно погружаясь в завитки метели. Прошло, наверное, немало времени, как вдруг снизу донеслось цок-цок, цок-цок… И тихие голоса, и вскрик, и протяжное ужасное «А-а-а…», будто из чьего-то горла выходила жизнь.
Феня открыла глаза. Она не сомневалась звуки ей не приснились.
Прислушиваясь, Феня спустила ноги в теплых носках на деревянный пол. Она боялась, что скрип выдаст ее с потрохами, но этого не произошло. Снизу снова донесся цокающий звук чьих-то торопливых шагов, и тоскливо скрипнула пластиковая входная дверь, с трудом противостоявшая напору ветра снаружи.
Феня бросилась к окну. Эти домишки на склонах, построенные на скорую руку, возводились совсем невысокими, поэтому из окна второго этажа можно было рассмотреть многое. Она увидела, как от кафе Зуйбадат в полупрозрачную ласковую (если смотреть из теплой комнатки) вьюгу уходил человек в ядовито-желтой тонкой пелерине, на которой синела надпись «Инструктор». Невозможно было не заметить, что инструктор перемещался по снегу и наледи с сомнительной грацией пьяного бегемота.
Феня уже открыла рот, чтобы заорать в окно: «Ловите его!» Но окно не открылось, да и надо ли было его ловить?..
И вдруг он обернулся.
Не успев скрыться, Феня попала на линию огня недоброго взгляда черных глаз. Инструктор смотрел на нее в прорезь черной балаклавы, и это было несправедливо: Фенино обнаженное любопытное лицо против его опасного инкогнито. Замерев от испуга, какой-то частью сознания Феня отметила, что он был очень похож на Таулана – ростом, повадкой, одеждой. Дутая куртка и лыжные штаны инструктора не могли скрыть жилистость его невысокой фигуры. Кажется, инструктор раздумывал: вернуться и убить эту дурочку в окошке или ну ее в болото. Выбрав второй вариант, он отвернулся и направился к месту посадки на канатку. Возле канатки толпились люди, уезжающие вниз, поднявшиеся наверх, местные и приезжие. Человек в пелерине стал сливаться с ними, пока не слился.
Феня рванула по ступенькам вниз.
А там, посреди комнатки с восемью столами, уже стояла Зуйбадат.
– Что же это? – хрипло сказала она, разводя руки.
Тот, чьи хрипы разбудили Феню, сидел за угловым столиком, прямо возле двери. Его лыжный костюм был залит кровью. За его правым плечом, на обшитой пластиковыми панелями цвета сливок стене, влажно блестел кровавый след, напоминавший лезвие косы.
– Не трогайте ничего! – крикнула Феня, подбегая. – Вызывайте полицию!
Она надеялась, что жертва еще жива. Приподняв его веко, теплое, будто живое, Феня убедилась, что зрачок остался неподвижен.
В руке Фени оказался мобильник, она набрала номер Валерки Мирончука, который катался на склоне вместе со своими сыновьями.
– Вы где были в момент убийства?.. – спросила Феня хозяйку кафе.
– Я? – Зуйбадат обернулась, блестя карими глазами и уже шмыгая римским носом. – В кухне, лагман делала. Он, – Зуйбадат посмотрела на труп, – лагман заказал. Два лагмана.
Из мобильника в руке Фени прозвучал голос Валерки:
– Фенька? Ты еще живая?.. – Он тяжело дышел, значит, катался вовсю.
– Я-то живая, но тут… – Феня впервые посмотрела на сидящее в углу мертвое тело. – Давай сюда, скорее! Человека убили. Сейчас полиция приедет, и ничего уже не узнаем.
Валерка не спросил, что случилось, а прервал разговор, что означало: он прибудет в ближайшем будущем. Общались Феня и Валерка (бывшие недолгие супруги и вечные верные друзья) не всегда просто и гладко, но в том, что касалось их совместной деятельности, – просто идеально.
Решение поехать на неделю в горы принял папа. Авторитарным методом. Наташка, его новая, просто новейшая, жена, она же – любимейшая Фенина подружка, тут же поддержала Владимира Николаевича: а как же, надо ехать в горы! При том, что Наташка вообще не понимала, что это означает. Думала, небось (Феня знала мысли Вязниковой как собственные), по снежку побродим, насладимся видами, выпьем глинтвейну. Увы, Наташечка, пампушечка ты наша, папа подразумевал иное.
Владимир Николаевич Фенин много лет прожил за границей, в Германии. Там женился, окопался, работал и развлекался. А развлечения он всегда предпочитал спортивные, такие, чтобы потом, потягивая коньячок и дымя ароматной сигареткой, можно было бесконечно описывать приятелям, морщась при каждом движении от ожогов молочной кислоты в мышцах. Он и на водных лыжах летал, и серферил просторы прибрежных вод в разных экзотических местах, но, как человек русский, особенно любил зимние виды спорта. Однажды, отдыхая в Альпах, Владимир Николаевич освоил сноуборд и так им увлекся, что, вернувшись в Россию после смерти немецкой жены, заскучал по альпийским трассам.
В Приэльбрусье, то есть в местные горы, долго ехать не решался – по старой памяти они казались ему дикими и опасными. Переубедили его новые старые друзья, с которыми он восстановил отношения после возвращения в Россию. Многие из них гоняли в Домбай, Архыз или Приэльбрусье чуть ли не каждые выходные, катались на лыжах и борде, парились в баньках, сидели в кафе, угощались хычинами и нежным коньячком (уж где местные нашли эту коньячную магистраль, чтобы к ней присосаться, выяснить никто не мог – национальный секрет).
