© Мария Макеева, 2018
ISBN 978-5-4493-0860-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Так получилось, что во время написания, я абсолютно не предполагала, что некоторые станции метро или описанные в книге здания возникнут позднее, в моей реальной жизни (Изначально стеклянное здание Агримандара Адамиди присутствовало возле станции метро Текстильщики, о чём могут подтвердить черновики двухгодичной давности. Но, сейчас я работаю именно в таком здании и именно у метро Текстильщики, поэтому пришлось спешно переписывать эти главы) Как говорится – всему виной писательское провидение…
Поэтому я просто обязана сообщить – все совпадения случайны и названия реальных фактов или вещей присутствуют не в качестве «продакт-плейсмента», а чтобы у читателя сложилось ощущение реальности.
Это небольшая история Москвы с конца 80-х до наших дней, глазами самого странного героя из всех, мною познанных.
Собственно, я сторонник реальности и мистика в книге может восприниматься аллегорией, кому как больше нравится. Мне с детства нравились такие истории, их ещё называют городскими легендами. Они помогают познавать реальность.
Я бы хотела поблагодарить всех, кто помогал мне. Моего мужа, который выискивал описки, рабочий коллектив, который верил в меня и помог обрести необходимый опыт, в том числе технический, и, конечно, моих друзей и родителей, которым я просто бесконечно благодарна.
Я помню только одно – лицо прекрасной девушки, стремительно приближающееся к моей физиономии. В ту долю секунды, что успел заметить – её большие голубые глаза, взирающие сверху. Удивлённый и игривый взгляд фотомодели, которая обрушилась вниз обломками металла и стекла.
В тот последний тёплый день осени, помню, я решил прогуляться пешком, чтобы обдумать всё произошедшее. Вышел из автобуса на две остановки раньше, и побрёл домой по Олимпийскому проспекту, думая о том, что же изменилось после встречи с тем человеком.
Я заметил рекламный щит издали. Вернее, изображение девушки на нём, которая напомнила мне о Кире, с правильными чертами лица, призывно открытыми губами и яркими, неестественно голубыми глазами. Изображение словно выделялось на фоне всего остального, чем и обратило на себя внимание.
Изучая баннер, я заметил стоящую под ним женщину, которая, не двигаясь, смотрела в упор, словно знала меня. А я в свою очередь, пытался вспомнить момент, когда мы с ней могли познакомиться. Лица той женщины я почему-то никак не мог рассмотреть, хотя её глаза были яркими, словно плыли в дымке, которой было скрыто её лицо. Существовали сами по себе. Ещё, я хорошо помню её платье. Серое и длинное.
Поравнявшись с ней, в какую-то долю секунды внезапно осознал, что сейчас произойдёт что-то нехорошее, словно я расслышал чьи-то призрачные мысли. Голос, что звучал в голове, будто через наушники: «Падает! Она падает!»
Я инстинктивно кинулся туда. У меня не было времени выяснять, кто она такая, но зато помню единственную мысль, словно ту кто-то вложил мне в голову: «сейчас же всё рухнет!» Женщина находилась буквально в двух шагах от меня, и я просто хотел её оттолкнуть.
Услышав треск, я поднял голову на звук, увидев приближающееся лицо с баннера. А после, меня оглушил тяжёлый звенящий удар. Словно баннеру смертельно надоело взирать глазами той фотомодели на вечно пустынную улицу, и тот нашёл себе занятие поинтереснее, например обвалиться прохожему на голову.
Открыв глаза, я осмотрел разбросанные осколки, вслушиваясь в свистящую тишину. Всюду было совершенно безлюдно. В будние дни вообще мало людей гуляет по тротуарам Олимпийского проспекта. А в тот день, все словно вымерли.
Я, приподняв голову, озирался как подслеповатый крот, пытаясь осознать, что сейчас произошло, но тут же отключился. Мне даже привиделось нечто вроде сна, я пытался бежать, но не мог, и женский голос звал за собой, который в тот самый момент звучал слишком знакомо. Затем видение прервалось, я открыл глаза, чувствуя лишь тяжесть. Уткнулся взглядом в ярко-голубой глаз, уставившийся на меня с уцелевшей части баннера, с блестящими красными каплями на зрачке, те оставляя дорожки, скатывались вниз. Я считал эти дорожки, однако в какой-то миг, сбившись со счета, уткнулся носом в один из обломков.
Что случилось после этого – не помню. Вообще, с ударом того баннера, по большому счёту, меня познакомили врачи. Я чётко помню, что было до, и не хочу вспоминать, что было после.
Это было неизменно. Сколько себя помню, так было всегда. А себя я помню, если память меня не подводит – с трёх лет. Конечно, в три года этого не осознавал, но становясь старше, начинал понимать, что со мной что-то не то.
Я очень хотел бы рассказать вам историю о том, что меня укусила какая-нибудь радиоактивная или инопланетная тварь, и я стал всесильным неуязвимым супергероем, как в западных комиксах. Вполне в духе современности, но это не так.
Да, у меня был дар, если можно назвать то, чем владел я. Это было даже не даром на самом деле. «Даром», не в понимании современных комиксов. Я не выделялся умом и не изобретал вечный двигатель в средней школе, не участвовал в выставках достижений талантливых детей с прилизанными, сальными волосами (да, кстати, про сальные волосы, это уже моё личное наблюдение). Мне даже оценки ставили очень редко. Мой дар было в том, что я был, хм-м-м… безопасным.
Я пришёл в школу, как миллионы детей до этого – маленьким мальчишкой с горящими глазами. Чёрт, как же мне хотелось в тот момент, быть тем самым талантливым ребёнком. Но тогда ещё не понимал, что обладал, нечто особенным, что выделяло меня из толпы и одновременно изолировало ото всех.
Первый год отучился, ничем не выделяясь среди остальных. Поначалу меня даже устраивала людская отстранённость, к которой я привык с детского сада. Именно родители тогда взяли на себя практически все хлопоты, связанные с моей учёбой. Мне как ребёнку было поручено внимать и запоминать.
У меня не было братьев или сестёр, поэтому те уделяли моему образованию достаточно много времени. Что позволяло узнавать, как я думаю, гораздо больше, нежели моим одногруппникам по детсаду.
Родители – к началу первого года обучения, хотя я и старался каждую свободную минуту улизнуть играть во двор, – научили интересоваться и пользоваться прочитанным, годами позже это не раз помогало мне, и я благодарен им за это.
Только к концу первого класса осознал, что меня избегают. Если до этого ещё были сомнения, что во всём виновата моя собственная отстранённость, то к началу второго класса понял, что виной тому действительно я, но не по той причине, по которой считал.
Учился я легко и многое из того, чему обучали в начальной школе, к тому времени уже знал, поэтому не был активистом на уроках и ни с кем не сближался. При должной тяге, из меня мог получиться отличник, но мне гораздо больше нравилось играть во дворе, гонять мяч и драться.
