На город медленно опускалась ночь. Солнце уже давно исчезло за горизонтом, цвет неба постепенно менялся, переходя из темно-синего в черный, кое-где уже можно было различить первые звезды. Повсюду уже горели фонари, из окон домов лился свет, желтый, синий, красный, зеленый – в зависимости от цвета штор, предпочитаемых жильцами. Улицы были пустынны и свободны в равной степени и от людей, и от машин. Лишь иногда по дороге с относительно высокой скоростью проносились редкие транспортные средства, в которых находились где-то припозднившиеся и теперь спешащие по домам люди. Прохожих практически не было. Немного странно для большого города в неполные десять часов вечера, но, возможно, здесь было так принято. С первого взгляда можно было понять, что в городе очень ценили чистоту и порядок. Грязи на улицах не было совершенно, казалось, тротуары и мостовые очищали едва ли не до блеска, причем каждый день. Трава росла только в специально отведенных для этого местах, то же самое можно было сказать и о деревьях. Стены зданий были девственно-чисты от каких бы то ни было надписей. Все фонари и светофоры работали четко, без перебоев. Все было просто идеально…
Прошло еще три часа. Город постепенно погрузился в сон. Фонари и светофоры работали по-прежнему, но свет в окнах жилых домов уже не горел. Ни в одном из окон, что опять-таки было немного странным. Неужели в эту ночь во всем городе не нашлось ни одного полуночника? Было такое впечатление, что, подобно фонарям и светофорам, работавшим четко и слаженно, жители города так же четко и слаженно отошли ко сну. Только легкий ветер гулял по улицам, покачивая ветви на деревьях и поднимая в воздух редкие упавшие листья. Тишина была почти абсолютной, не считая едва слышимых дуновений ветра. Полная тишина и покой в огромном городе. Но все-таки в одном месте люди еще не спали. Лишь в этом здании все еще горел свет. Однако этих людей, по-видимому, нельзя было отнести к общей массе жителей города. Это были не полуночники, коротающие время без сна перед телевизором или экраном компьютера. Нет, эти люди не спали совсем по другой причине. Почему? Да потому что внутри самого высокого здания города, стоящего ровно в центре главной городской площади, не место для обычных людей, занимающихся своими личными делами. Во всяком случае, точно не в этом городе. Свет горел практически во всех окнах этого здания, в том числе и в шести окнах на последнем, семьдесят пятом, этаже, принадлежащих одной очень большой и вместительной комнате. Эта комната была, скорее, похожа на зал заседаний глав правления какой-нибудь крупной компании. Она была не слишком отягощена находящейся в ней мебелью, однако та мебель, которая там все же была, отличалась невероятной роскошью. Окна располагались только с одной стороны зала. Из них открывался отличный вид на город. Окна выходили на запад, можно было представить, как красиво было наблюдать отсюда за садящимся солнцем. На полу лежали дорогие ковры, наступая на которые можно было чувствовать, как твоя нога проваливается почти по щиколотку в мягкую поверхность. На стене напротив окон висело пять картин, на которых был изображен путь солнца на небосводе от его восхода и до заката. Солнце на картинах освещало один и тот же город. Дверь в зал была только одна, она находилась в самом конце зала. У стены между последним окном и дверью стоял шкаф из дорогих пород дерева со множеством отделений и маленьких выдвижных ящичков. В центре зала стоял большой прямоугольный стол, за которым сидело одиннадцать человек, по пять с каждой из боковых сторон и один в начале стола, спиной к стене, противоположной шкафу. Десять человек, сидевших с боковых сторон, были одеты совершенно одинаково. На них были черные брюки, черные рубашки, черные пиджаки и туфли соответствующего цвета. У каждого на пиджаке, на правой стороне груди, точно там, где расположено сердце, был вышит золотыми нитями непонятный символ: треугольник, в центр которого был помещен закрашенный круг. Позы, в которых сидели эти люди, также были идентичными: полностью прямые спины, слегка отодвинутые от спинки стула, локти на столе, пальцы сложены в замок и поднесены к подбородку. Взгляды их были направлены в стол прямо перед собой. Однако человек, сидевший в начале стола, являл собой полную противоположность остальным. Он был одет во все белое, на нем не было пиджака, а золотой символ был вышит прямо на рубашке на том же месте, что и у остальных. Волосы у него были белого цвета, не светлого, а именно белого, причем это не были седые волосы, они просто были белые, как только что выпавший снег. Поза его также отличалась от остальных: его руки были закинуты за голову, сам же он откинулся на спинку своего стула, который, кстати, был массивнее, чем у других. Взгляд его был устремлен поверх голов собравшихся куда-то вдаль (хотя единственное, что можно было увидеть вдали, – это все тот же здоровый шкаф). В зале царило молчание. Никто не издавал ни звука. Так продолжалось уже почти десять минут. Наконец минутная стрелка на часах, висевших за спиной у человека в белом, стала вровень с большой стрелкой, указывающей на число двенадцать. Наступила полночь. Начался новый день. И, будто повинуясь какому-то неведомому сигналу, человек в белом медленно встал со стула. Обведя взглядом каждого из присутствующих, он наконец заговорил:
– Ну что ж, приятно снова видеть всех в сборе. Сегодня поистине значимый день для всех нас. Последний раз событие подобной важности случилось десять лет назад. В тот раз мы окончательно определились с нужным нам человеком и приняли решение о начале полномасштабного и тщательнейшего исследования его личности. На тот момент это было огромным прорывом для нас всех. Основа нашего плана была заложена. В течение всего последующего времени мы искали пути к реализации этого плана. Было испробовано множество средств, потрачено немало усилий, были моменты взлетов и падений, но мы не отчаивались. И в конце концов я рад сообщить вам об этом, мы добились того, к чему так стремились. Именно для этого я собрал вас сегодня. Сегодняшний день войдет в историю. Запомните его. День, когда мы наконец сделаем главный шаг к своей цели.
Его слова вызвали некоторое оживление среди собравшихся. Они, правда, не сочли необходимым слишком усердствовать в проявлении своих эмоций, однако, по крайней мере, вышли из анабиоза: задвигались, разомкнули замки из сложенных пальцев, начали переглядываться между собой, кое-кто даже позволил себе слегка улыбнуться. Спустя примерно минуту все снова замерли, успокоились, и теперь все как один не отрываясь смотрели на человека в белом, ожидая продолжения, которое незамедлительно последовало:
