– Все-таки они очень странные, – глядя в окно, проговорил Дэн. В который раз за день – не помню. Отними у некоторых людей право с глубокомысленным видом изрекать банальности – заскучают.
Я не стал интересоваться, что он там увидел, и лишь пожал плечами. Мы были не дома, мы были в гостях, а в гостях всегда зацепишься глазом за что-нибудь непривычное. Даже на Земле. А уж на планете Кулюгулю (это вольное сокращение совершенно непроизносимого туземного названия) мы были первыми земными гостями. Визит доброй воли, так сказать. По приглашению или нет – этого мы до сих пор не поняли. Во всяком случае, декодировка и машинный перевод кулюгулянских радиопосланий убеждали: это приглашение, а не совет идти ко всем чертям. Приходите, мол, запросто. Можно без галстуков. Свои, мол, чего уж там. Разумный разумного не съест.
Девяносто один световой год. Сто независимых лет пути для корабля вроде «Осеннего цветка». Зависимого времени тоже достаточно, чтобы большую его часть провести в анабиозе. Замороженная чурка не ест, не пьет, да и смерти своей не заметит, если «Осенний цветок» налетит на кометное ядро или еще какую-нибудь межзвездную дрянь. Удобно.
Неудобно другое: сто лет пути до Кулюгулю. Досветовая скорость, и выше не прыгнешь. Это серьезно. Двести независимых лет пути туда и обратно – еще серьезнее. Хотя предполагались всякие варианты. Помнится, мы шутили перед тем, как лечь в анабиозные камеры: прилетаем, мол, а там нас встречают не только аборигены, но и земляне, научившиеся за сто лет проникать сквозь пространство или проламывать его уж не знаю каким способом… Шутили, а сами думали, что, возможно, это не такая уж шутка.
Дудки. Мы зря тешили себя надеждами. Нас встретили только аборигены. По-видимому, задача сокрушения пространства оказалась сложнее, чем можно было предположить. За сто лет с ней не справились ни люди, ни кулюгуляне.
Досадно? Да. Зато теперь мы точно знали: наш полет не напрасен. Наша жертва на алтарь межзвездного братства необходима, хотя и тяжела. Сами понимаете, каждый из нас троих пожертвовал привычным миром; вернемся домой – и не узнаем дома. Не говоря уже о родных, которых мы никогда больше не увидим…
Стоп. Не хочу об этом распространяться.
Мы благополучно перенесли полет. Звезда, вокруг которой обращается Кулюгулю и еще одиннадцать планет, относится к классу F9V и несколько ярче Солнца. Кулюгулю – четвертая планета от светила. Год на ней состоит из четырехсот десяти местных суток, в сутках вмещается двадцать шесть земных часов с минутами. В умеренном поясе планеты не слишком холодно и не слишком жарко, не слишком влажно и не слишком сухо. Воздух пригоден для дыхания, так что при общении с аборигенами вполне можно обойтись легким защитным костюмом с дыхательным фильтром, не пропускающим бактерий и вирусов ни туда, ни обратно. Комфортные условия для землянина.
Разумеется, в предоставленной нам резиденции (смахивающий на гриб-дождевик дом с небьющимися окнами, системами очистки и специальным тамбуром) мы могли обходиться без защитных костюмов. Напротив, в костюмах к нам являлись представители аборигенов, уполномоченные контактировать с нами, если им вдруг казалось необходимым нанести нам визит.
Мы пробыли на Кулюгулю почти год, и срок нашего пребывания истекал. По взаимному согласию дни чередовались: если, скажем, сегодня мы изучаем цивилизацию Кулюгулю, то завтра аборигены изучают нас – просвечивают, берут всевозможные анализы, донимают вопросами о Земле и землянах, пытаются приспособить к человеческому мозгу свою аппаратуру ментоскопирования, интересуются чертежами «Осеннего цветка». Можно сказать, мы корректно играли с аборигенами в пас. Мы накопили чудовищное количество информации. Нередко нам даже удавалось осмыслить ее, но большей частью информация ложилась на носители для анализа на Земле. У нас просто не было достаточно времени, а кроме того (и я думаю, что это важнее), мы не родились на Кулюгулю. При всей похожести нас и аборигенов разделяла пропасть. По сравнению с ее шириной нормального человека и Маугли разделяла лишь трещина в асфальте.
Иногда нам казалось, что мы или уже понимаем, или вот-вот поймем кулюгулян до конца. Потом мы сталкивались с чем-нибудь необъяснимым и убеждались, что пришли к такому умозаключению не иначе как в помрачении рассудка. После чего вновь принимались впитывать информацию со старательностью хорошей сухой губки.
– А подойди-ка, – поманил меня Дэн. – Оторви зад от лежанки.
Лежанкой он назвал то, что мы поначалу приняли за гнездо местной разновидности птицы моа – круглое сооружение с бортиками, заменяющее кулюгулянам кровать. Они привыкли спать, свернувшись калачиком, им удобно. А нам пришлось ломать бортики, чтобы хоть как-то вытянуть ноги.
Я подошел.
– Гляди.
За окном, отделенная от нашей «дипломатической миссии» кустарниковым садом и ажурной, ничего не скрывающей оградой, шла процессия. Во главе ее несколько дюжих кулюгулян катили большой шар, сплетенный из ветвей и лоз каких-то растений. Вся процессия – особей сто – была празднично разодета и, судя по всему, настроена превесело.
Уже не впервые мы наблюдали, как туземцы уподобляются скарабеям и радостно катят куда-то шары непонятного назначения.
– А знаешь, что это такое? – спросил Дэн.
Я не знал.
– Это похороны. Шар видишь? Это у них гроб такой. На кладбище катят.
– Разыгрываешь.
– Ничуть. По-твоему, они собрались на пикник и внутри шара у них выпивка и закуска? Ошибаешься. Там покойничек.
Я не поверил. Ну, допустим, пристрастие аборигенов к круглым и сфероидальным формам нам было хорошо известно: дома – круглые, окна – круглые, лежанки – и те круглые. Пожалуй, это логично для существ, чья эволюция пошла от лемуров не к обезьянам, а, скорее, к кошкам. Что может быть естественнее свернувшегося в клубок кота? Можно допустить, что и гробы у них такие же круглые, а круглое, как известно, удобно катить, а не тащить. Но почему аборигены в процессии все как один разодеты и веселятся?
Я так и спросил.
– А мне-то откуда знать? – удивился Дэн. – У каждого народа свои странности. Эта еще из невинных.
– И это все твое объяснение?
– А почему объяснение должно быть моим? – ощетинился Дэн. – Сам поработать головой не хочешь ли? Я заметил явление, а ты объясняй. По-моему, это справедливо. Разделение труда.
– Заметил… ага. Соколиный Глаз. Ладно. С чего ты взял, что местные катят этот шар на кладбище?
– Сам видел. Позавчера во время экскурсии.
– Допустим. А откуда тебе известно, что внутри шара – покойник?
– Внутри гроба? Что еще там может быть?
– Это не ответ. Сам говорил: у каждого народа свои странности. Может, туземцы хоронят на кладбище старые носки или вообще прошлогодний снег.
