Марине и всем, кого автор потерял на долгом пути к этой книге.
Из переписки в Интернете:
ХХХ: Ты тупой идиот. Приходи сегодня на репетицию.
УУУ: Мы сегодня не договаривались. Да и голова ужасно болит после вчерашнего..
ХХХ: Будет еще сильнее болеть, когда мы об нее твою басуху разобьем.
УУУ: Что случилось-то?
ХХХ: Ничего не помнишь? Ты на барабанах (на каждом) написал маркером «йа барабанчег». Да еще так крупно, что теперь все будут думать, что так называется наша группа. И на гитаре –«йа гитарко».
УУУ: Йа кросавчег. Вот значит почему Витек мне смс-ку прислал «Ты труп».
ХХХ: Нет, не только. Мы все утро с Анькиного лба «йа тёлко» оттирали…
(С сайта Bash.im – Цитатник Рунета).
Саня Берестов свалился как снег на голову. Позвонил на сотовый прямо во время открытого заседания ученого совета.
Телефон у пояса задергался и поведал окружающему пространству, что в парке Чаир распускаются розы. Мне жутко нравится эта песня. Я полдня потратил, чтобы выловить ее в Интернете и установить в качестве мелодии вызова.
Вообще-то на таких мероприятиях мобильники рекомендуется отключать. Поэтому дремавшая научная интеллигенция встрепенулась и с негодованием повернула головы в мою сторону. Взгляды выражали единодушное могучее осуждение. Прямо как в новогоднем анекдоте. Когда первого января мужик, еле очнувшись после дикой пьянки, снимает трубку и ядовито интересуется: «Ну и что за сволочь звонит нормальному человеку в шестнадцать часов утра?!»
Копылова строго поправила изящные профессорские очки:
– Евгений Иванович, мы вам не мешаем?
Она мой непосредственный руководитель. Доктор филологических наук с непосильной общественной нагрузкой. А я пока только подаю надежды. Для моих сорока лет это почти приговор.
Я виновато поднес мобильник к уху и быстро проговорил:
– Перезвоню через час. Я на заседании.
Потом демонстративно отключил аппарат и мило улыбнулся коллегам:
– Простите, пожалуйста…
Замдиректора Киреев поспешил вернуть процесс в нужное русло:
– Товарищи, не отвлекаемся. У нас на очереди еще ряд крайне важных вопросов.
Наш директор – академик. Он обретается где-то рядом с облаками. За двенадцать лет институтской работы я его видел всего несколько раз. И то в основном по телевизору. Он там борется за демократию и развитие гражданского общества.
А в институте лингвистики командует его заместитель Киреев. Он только член-корреспондент. Ему за демократию положено бороться гораздо меньше. Его активность бурлит в стенах отдельно взятого академического учреждения.
Как специалист, он тонко чувствует нюансы родного языка. Когда массивная компьютерная барышня Аня ворвалась в его кабинет, размахивая листком бумаги и причитая: «Валентин Сергеевич, у меня совсем маленькая писулька!», он окинул ее оценивающим взглядом и задумчиво произнес:
– Вы знаете – не верю!
Изредка он спрашивает у Копыловой, как идут дела с моей кандидатской. И Мария Степановна сухо отвечает, что я стараюсь.
Хотя на самом деле я никакого особенного старания не проявляю. Диссертация как застряла на полдороге, так больше и не движется. Но, с точки зрения Марии Степановны, Кирееву знать об этом совершенно не обязательно.
Между ними постоянно идет неясная мелкая грызня.
Когда Копылова затеяла выпуск коммерческого словаря, Валентин Сергеевич по-хозяйски пробовал туда вписаться. Но его ловко и почтительно отодвинули в сторону. Сработали невидимые пружины и механизмы. В результате директор подписал обтекаемую разрешительную бумагу, где звонкой фамилии Киреева не фигурировало. Так что он пролетал мимо кассы мелкой посторонней пташечкой.
Умением плести многоэтажные дворцовые интриги Академия наук всегда славилась не меньше, чем остальными творческими успехами. А уж руководящим сотрудникам такой навык можно вписывать в трудовую книжку как дополнительную специальность, приобретенную многолетней практикой. Поскольку ученые споры, от которых напрямую зависят повышение окладов и финансирование проектов, по определению не могут быть бескорыстными.
Замдиректора сделал вид, что не обиделся и стойко пережил отсутствие финансовой халявы. Но теперь с повышенной активностью жаждал выявить в работе Копыловой хоть какие-нибудь моральные изъяны.
В институте рассказывали совершенно фантастическую историю об их ранней юношеской любви. И о роли трагической случайности в ее несостоявшемся развитии.
При советской власти сельское хозяйство постоянно отставало от намеченных плановых показателей. Деревенская молодежь в массовом порядке норовила забросить тяжкий крестьянский труд. В частности, переехать на местожительство в города или хотя бы поселки. Мало кому хотелось всю жизнь рубить дрова, таскать воду из колодца и бегать по нужде в уличный сортир. Не говоря уже об отсутствии театров или музеев. И патриотичные кинофильмы типа «Свинарка и пастух», призванные прививать любовь к родной земле, никак не меняли ситуацию.
Село остро нуждалось в рабочих руках. И на время сбора урожая туда традиционно засылали студентов и младших научных сотрудников. Поскольку снимать с производства городских работяг было все же чревато. А будущие научные либо инженерные кадры особого значения для экономики все равно не имели. Плюс принимали такой подарок судьбы вполне философски. По большому счету, им было безразлично, где именно пить водку и крутить легкомысленные любовные романы.
Кирееву и Копыловой в составе группы молодых ученых предстояло освоить романтическую профессию сборщиков моркови. То есть днем ползать на четвереньках, выдергивая богатые витаминами овощи из почвы и бросая их в большие деревянные ящики. А вечером жечь из данных ящиков костер и петь мужественные песни про то, как люди идут по свету и им, вроде, немного надо.
Песни у костра весьма способствуют расслоению коллектива на парочки, гуляющие при луне. Юноша Валентин и девушка Маша не могли, да и не хотели нарушать естественных законов природы.
Они взялись за руки и пошли по ночной деревне, увлеченно разговаривая о сугубо лингвистических проблемах. Им было хорошо друг с другом. В них неуклонно просыпалось неземное взаимное чувство.
И тут Копыловой приспичило по-маленькому. Еще до первых робких объятий. Она терпела, сколько могла, а потом попросила Киреева немного постоять в одиночестве. Пока она отбежит к забору и совершит там необходимые действия.
Юноша Валентин деликатно повернулся к лесу передом, а к предполагаемым событиям спиной. Девушка Маша отбежала шагов на двадцать и присела у чужого плетня.
К несчастью, прямо за плетнем мирно дремала большая корова. И Машины нетерпеливые шаги ее разбудили.
Корова встала и сделала то же, что и Маша. Но с грохотом струи пожарного брансбойта. Мало того, еще и добавила в шум мощного журчания характерный громкий треск и звуки падающих лепешек.
