1
Тот день пошел насмарку с раннего утра. Отцу за каким-то чертом понадобилось залезть в мамский чатик и прочитать, что его сын вчера на алгебре спорил с учительницей, сорвал урок и вообще вел себя неподобающе. Учительница прислала гневное сообщение, сдобрила его кучей рыдающих смайликов и все (мамочки, отцов-одиночек было мало и они отмалчивались) принялись ее успокаивать и советовать Бориному отцу как воспитывать сына.
Отец – юрист до мозга костей, спросил у Бори: что, собственно, случилось? Боря рассказал как было: действительно, на уроке алгебры он задал вопрос учительнице: нафига тратить время на изучение формул и правил, когда их можно применять прям сходу? Ну, вот записали формулу на доске, и вперед! Чего ее мусолить целый урок и показывать, как она может работать в таком примере, или так, или эдак. Не проще ли сразу на опыте все изучить? Собственно, все. Дальше учительница принялась кричать, выгоняла из класса сначала Борю, потом велела ему, бесстыднику, остаться, а уйдет она, в общем, раскипятилась так, что остужали ее в учительскойвсю большую перемену и следующие пол урока.
Поведение учительницы отец Бори оправдывать не стал, сказав, что ей, конечно, стоит научиться работать с возражениями, а Боре следует быть более тактичным и вежливым. Скандала могло бы и не быть, если бы в Боре его внутренний ёрш не зацепился за главное.
А главное состояло в том, что вопрос пустой траты времени был для Бори не праздный, а идеологический. Он считал, что одиннадцать лет учебы в школе никому на пользу не идут. Поскольку с отцом в этом самом месте мнения расходились, скандала избежать не удалось. Папа считал, что занятость в школе это не только учеба, но и социализация и прочее бла-бла-бла. Боря закатил глаза и выдал, собственно, то, что стало детонатором утреннего конфликта:
– Ты еще скажи, что не все школьники одинаково сообразительны, и поэтому все должны плестись на их уровне.
Дело было за завтраком. Отец откладывает вилку и нож и говорит:
– Сынок, собственно для того ты и в школе. Научиться уважать людей с разными способностями. В жизни тебе это пригодится.
И понеслась. Папа никогда не повышал голос и не переходил на ругань или истерики, в отличие от Бори. Однако в последнее время отец развил суперспособность выедать мозг до черепушки спокойным, ровным голосом, доводя Борю до неистовства. Короче, через пять минут закипания Боря уже кричит, что изучил вопрос вдоль и поперек, оценил все риски и подводные камни и считает необходимым: а) перевестись экстерном в восьмой класс, а далее в девятый, и все за год, ну, максимум, за полтора; и б) получить эмансипацию прямо в первый же день шестнадцатилетия.
– Для чего тебе эмансипация? – Спрашивает отец. С едой он закончил едва начав, и прибирался на кухне, не упуская сына из поля зрения.
– Чтобы самому решать, куда я потрачу свои годы жизни!
– Но я вроде бы не мешаю тебе ничего решать.
Боря мог бы согласиться с этим, но не сейчас. В его голове сразу всплыли какие-то запреты вроде принудительных отписок от ютуб-каналов, где слишком много политики и не ясно, какой направленности, или запрет на поздние тренировки (а в зале в это время вообще никого, ничем не воняет и сауны всегда свободные). Но он понимал, что это едва ли можно назвать ну прямо запретами. Ютуб-каналы не в счет, потому что запрет хоть и был, но Боря его не оспаривал – действительно, чернуха (и в мирное время он объяснял отцу, что хочет быть в курсе и той, и другой повесток, с чем отец не согласиться не смог).
– Я с этим не согласен, – заявляет Боря аргумент, который ненавидит сам. Если после этих слов не следует продолжение, то это никакой не аргумент, и Боря сам мог кого угодно отменить за эти слова, включая учительницу алгебры, которая, собственно, сама же и нарвалась, когда на доводы Бори о пустой трате времени сказала, что не согласна с ним и точка.
Разговор на этом закончился, Боря уплелся в комнату заниматься рюкзаком, а отец шуршал в коридоре, собираясь на работу. По негласному правилу, после ссоры Боря ездит в школу сам, чтобы остыть. И не выходит, пока отец не закроет за собой дверь.
Больше всего в этой ситуации Борю раздражало то, что он не мог понять, чего он вскипятился. Факты, как говорит папа, на лицо: учительнице дерзил, урок сорвал. Все так. Это недопустимая история, тоже факт. Если тебя не устраивает, как проходит обучение, используй цивилизованные способы – домашнее обучение, экстерн, другая школа. Что угодно, но не становись дикарем. Боря был полностью с этим согласен, но все же спорил, сам не понимая зачем. Спокойствие папы тоже нельзя назвать насилием, как бы не хотелось. И нельзя сказать, что он не заступился за Борю – потому что условных люлей Боря получил дома, наедине, а не в мамском чатике или, чего хуже, в школе. В общем, куда не посмотри, кругом Боря виноват и не прав. От этого легче не становилось.
2
На уроках Боря просидел пялясь в окно, периодически сам себя одергивал – как же, станешь тут эмансипированным и окончишь школу экстерном если на уроках мух считать. Однако же сконцентрироваться на учебе ему так и не удалось, и когда прозвенел звонок с последнего урока, он пулей вылетает из класса и мчит домой. На его телефон сыпятся сообщения от друзей, с которыми они (вроде бы) договорились погулять после уроков, но Боря их игнорирует. Как и сообщение от папы, где он спросил как проходит день. Боря все еще зол и все еще не понимает, на кого конкретно.
Дома он собрал спортивную форму, положил в рюкзак два яблока и вышел на улицу. Сидеть дома не хотелось, делать уроки тоже. Он поехал в книжный магазин на Арбате, самое верное место для траты времени. Сколько бы его ни было, всегда можно утилизировать здесь. Карманных денег у него было достаточно чтобы купить пару книжек, на которые он нацелился. Поэтому Боря бродит меж книжных стеллажей, неся под мышкой уже выбранные книжки – новых Стивена Кинга и Джона Гришэма. Это были автопокупаемые авторы у Бори, и отец иногда брал читать Кинга, а вот Гришэма на дух не переносил. Система американского права ему не нравилась. А вот Боре нравилась. Системы права вообще штука интересная, если не ботаник какой-нибудь о них рассказывает. А Джон Гришэм ни разу не ботаник.
Боря завернул в отдел с литературой на иностранных языках и мог тут купить что-то еще, если бы не та девушка. Сначала он не понял, чего она улеглась на пол. Есть, конечно, полки внизу, но вполне себе можно присесть на корточки или взять табуретку (он оглянулся – точно, вот стоит одна). Пол ведь грязный, на улице февраль, слякоть и реагентные лужи… Девушка лежит между двумя шкафами лицом вниз. В отделе никогда никого, и она могла пролежать тут целую вечность. Он подходит ближе. Обычного телесложения девушка, джинсы, свитер, кроссовки, русые волосы собраны в хвост. Боря наклоняется и трогает ее за плечо.
