Boży bojownicyане. Божьи воины
Печатается с разрешения автора и литературного агентства NOWA Publishers при содействии Агентства Александра Корженевского
Copyright © Andrzej Sapkowski, 2004
© Е. П. Вайсброт, наследники, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2021
Мир, милостивые государи, за последнее время взял, да и увеличился. Но в то же время как бы и уменьшился.
Вы смеетесь? Дескать, я глупости болтаю? Одно-де противоречит другому? Сейчас докажу вам, что отнюдь.
Выгляньте, господа, в окно. И что вы видите, какая картина перед вами? Овин, ответите вы, не отступая от истины, и отхожее место за ним. А что расположено дальше, ну, за отхожим местом? Так вот если я спрошу девушку, которая спешит к нам с пивом, она ответит, что за отхожим местом ржаное поле, за ржаным полем – Яхимова заграда, за заградой – смолокурня, а дальше-то уж, пожалуй, и Малая Козолупа.
Достаточно спросить нашего корчмаря, и тот как человек весьма знающий добавит, что и это вовсе не конец, что за Малой Козолупой есть еще и Большая Козолупа, за ними имение Коцмыров, за Коцмыровом селение Лазы, за Лазами – Гощ, а за Гощем, пожалуй, уже будет Твардогура. Но заметьте, чем более ученого человека я стану спрашивать, к примеру, вас, тем дальше мы отойдем от нашего овина, нашего отхожего места и обеих Козолуп – ибо более посвященному уму известно, что Твардогурой мир тоже не ограничивается, что дальше лежат Олесьница, Бжег, Немодлин, Ниса, Глубчицы, Опава, Новый Ийчин, Тренчин, Нитра, Остжыгом, Буда, Белград, Рагуза, Янина, Коринф, Крит, Александрия, Каир, Мемфис, Птолемей, Фивы… Ну что? Разве мир не увеличивается? Не становится все больше?
Но и это еще не конец. Двигаясь от Фив вверх по Нилу, который в виде реки Гихон вытекает из источника в земном рае, мы дойдем до земель эфиопов, за которыми, как известно, раскинулась пустынная Нубия, жаркая страна Куш, златобогатый Офир и вся неизмеримая Africae Terra, ubi sunt leones[1]. А дальше океан, окружающий всю землю. Целиком. Но и на этом океане острова имеются – как то: Катай, Тапробана, Брагин, Оксидрат. Гинософы и Чипангу, в коем климат изумительно урожайный, а драгоценности горами навалены, о чем пишет ученый Гуго из Святого Виктора и Петр д’Алилли, а также его милость Жан де Мандевилль, коий собственными очами чудеса оные обозревал.
Таким образом мы доказали, что на протяжении нескольких миновавших столетий мир весьма существенно расширился. Разумеется, в определенном смысле. Ибо даже если материи как таковой в мире и не прибавилось, то названий новых уж прибыло наверняка.
Как же, спросите вы, согласовать с этим утверждение, будто наш мир уменьшился? А я вам незамедлительно это докажу. Только прошу не насмехаться – и не перебивать, ибо то, что я сейчас скажу, вовсе не плод моей фантазии, а сведения, почерпнутые из книг. А над книгами хихикать негоже, ибо для того, чтобы они возникли, кому-то пришлось потрудиться в поте лица.
Как известно, наш мир есть плоскость суши, имеющей форму круглого блина, в центре коего расположен Иерусалим. Блин тот со всех сторон океаном окружен. На востоке край земли образуют Кальпа и Абила, Геркулесовы Столпы и ущелье Аида между ними.
На юге, как я только что показал, за Африкой распростирается океан. На южном востоке твердую землю завершает подчиняющаяся князю Иоанну India inferior, тако же земли Гога и Магога. В северной стороне света последним краешком земли является Ultima Thule[2], там же, ubi oriens iungitur aquiloni [3], лежит земля Могаль, или Тартар. На востоке же свет оканчивается Кавказом, чуть подальше Киева.
А теперь мы подходим к сути дела, то есть к португальцам. А конкретно – к инфанту Генриху, князю Висеу, сыну короля Иоанна. Португалия, что уж тут скрывать, есть королевство не из больших, инфант же этот лишь третий по счету сын, посему неудивительно, что из своей резиденции в Сагрише он чаще и с надеждой превеликой на море поглядывал, нежели на Лиссабон. Собрал он в Сагрише астрономов и картографов, мудрых евреев, мореходов и капитанов, мастеров-корабелов… И началось.
В Год Господень 1418-й добрался капитан Жоао Гонсальвеш Шарко до островов, именуемых Insulas Canarias, Канарскими, а название оттуда пошло, что собак было там обнаружено превеликое множество. Вскоре после этого, в 1420 году, тот же Гонсальвеш Шарко совместно с Тристаном Ваш Тейксейру доплыл до острова, окрещенного Мадейрой. В 1427-м каравеллы Диего де Сильвеша дошли до островов, кои назвали Азорами – откуда такое название взялось, одному Диеге и Богу ведомо. Едва несколько лет тому назад, в 1434 году, очередной португалец, Жиль Эанеш, обошел полуостров Боядор. А шел слух, что уже готовится предпринять плавание инфант дон Генрих, которого некоторые уже начинают называть «мореходом» – El Navegador.
С великим изумлением и уважением отношусь я к оным мореходцам. Неустрашимые они люди. Ведь сущий же ужас отправляться на океан под парусами. Шквалы там и штормы, скалы подводные, горы магнетические, кипящие и клейкие моря, постоянно если не водовороты, так турбуленция, а если не турбуленция, так течения. Чудовища кишмя кишат, полно там драконов водных, морских серпенсов, змей, тритонов, гиппокампов, сиренов, дельфинов и пластуг. Роятся в море sanguissugae, polypi, octopi, locustae, cancri, pistrixi [4] разные и прочее. Самое страшное, в конце – ибо там, где оканчивается океан, за краем самым, начинается Пекло. Вы думаете, почему солнце на заходе бывает таким красным? Так вот потому как окунается оно в огни адские. А по всему океану рассеяны дыры; наплывет каравелла по нечаянности на такую дыру и прямиком в ад проваливается, тут ей со всем, что на ней, конец приходит. Видать, таким это образом было сотворено, чтобы не дать смертному человеку по морям плавать. Ад есть пекло для тех, кто запреты нарушает.
Но, насколько я знаю жизнь, португальцев это не остановит.
Ибо navigare necesse est [5], а за горизонтом есть острова, которые надо открывать. Необходимо нанести на карту далекую Тапробану, описать в roteiros [6] путь к таинственному Чипанг, обозначить Insole fortunate, Счастливые острова. Надобно же плыть далее, по тропе святого Брендана, дорогой мечты, к Ги Брасиль, к неведомому. Затем, чтобы неведомое обратить в ведомое и знакомое.
И вот – quod erat demonstrandum[7] – мир наш уменьшается и сокращается, ибо еще немного, и все уже окажется на картах, на портуланах[8] и в ротейрос. И неожиданно все окажется близко.
Мир уменьшается, и в нем остается все меньше места для легенд. Чем дальше отплывают португальские каравеллы, чем больше становится количество открытых и названных островов, тем меньше остается легенд. То и дело какая-либо развенчивается, словно дым. И у нас остается все меньше иллюзий. А когда умирает мечта, то тьма заполняет опустевшее место. В темноте же, особенно если вдобавок еще и разум уснет, сразу пробуждаются чудовища. Что? Кто-то это уже сказал? До меня? Милостивый государь, а разве есть что-то такое, чего бы кто-то уже когда-то не сказал? Однако в горле у меня что-то пересохло… Вы спрашиваете, не побрезгую ли я пивом? Конечно, нет.