Оставив позиции бойцов гарнизонной роты, мы сели в Руссо-Балт и с ветерком поехали вниз по Базарной, громко подпевая Светловскому:
Снова мы в бой пойдем
За власть Советов
И как один умрем
В борьбе за это.
Скворцов размахивал своей бескозыркой, Гудилин и Щербинин – фуражками, я не забывал приветствовать встречавшихся горожан сигналом клаксона. Люди останавливались, провожали нас глазами, поднимали руки, что-то кричали, понимая, что белоказаки за чертой города получили отпор.
На милицейском дворе нас встречал не только Маркин, но и председатель уездной ЧК. Особой радости на их лицах я, однако, не заметил. Напротив, при свете фонаря на них отчетливо читалась полускрытая досада.
– Оба не в настроении, – донесся голос Гудилина из кузова машины.
– Яркин гость у нас не частый, – заметил Скворцов. – Что-то не так.
– Сейчас узнаем, – сказал Светловский, поправляя фуражку.
Он встал на подножку и на ходу соскочил на землю.
– Илья Григорьевич, Яков Федорович, что-то вы уж больно мрачны? А ведь нам сегодня есть, чем гордиться!
– Верно, Григорий Иваныч, – кивнул головой Маркин, одернув френч. – Гордиться, в самом деле, есть чем. Только в бочку меда попала большая ложка дегтя.
– Что-то случилось?
– Алекс и главари бандитов во время конвоирования сумели скрыться.
– Что-о?! – Брови нашего начальника поползли вверх. – Петин, Белый и Большой дали деру?.. Вы это серьезно? Не шутите?
Маркин со вздохом пожал плечами. Мы все в недоумении переглянулись.
– Но, Яков Федорович, как, как вы проморгали их?! – воскликнул Светловский, повернувшись к чекисту. Тот сжал челюсти и хмуро посмотрел по сторонам.
– Возле Вознесенской церкви Митрохин со своими эсерами вечером собрали митинг. Народу собралась туча. Вот нам и пришлось вести участников заговора через край толпы – не пробираться же к Лебедянской оврагами. Во время прохождения и толкотни кто-то незаметно разрезал веревки на руках Перелыгина, Алекса, Белого и Большого. Те только и ждали этого, незамедлительно нырнув в толпу. Не повезло Перелыгину, далеко он не ушел, я ранил его в ногу. Алекс же, Белый и Большой смогли оторваться и добежать до извозчичьей биржи.
– И куда ж они сгинули?
– Добрались на легковом извозчике до реки, прыгнули в лодку к рыбаку и переправились на другой берег. Рыбак утверждает, что по дороге к лесным кордонам они сели в пролетку, в которую был впряжена гнедая лошадь.
– К Мамантову наладились, черти!.. А что же чекисты?
– Потеряли их из виду где-то на Площадной.
– Но это еще не все, – добавил Маркин с горькой ухмылкой. – Приблизительно, в это же время Тальский сбежал из-за решетки.
– Твою мать! – покачал головой Светловский. – Что ж это такое?! Как чернявый дьявол сумел освободиться?
– Все дежурному жаловался, что из-за ранения у него голова кружится. Потом внезапно рухнул на пол. Дежурный решил, что Тальский потерял сознание. Ну, и вызвал Журкина. Пока они приводили хитреца в чувство, тот возьми да и выхвати из кобуры дежурного наган. Оглушив обоих, он выскочил из здания, врезал револьвером по голове часовому у дверей, прыгнул в дежурную пролетку и умчался прочь. Журкин, к счастью, оклемался, а дежурного c часовым в морг отвезли, не сдюжили.
– Вот, скотина! – процедил Щербинин, сжав кулаки.
– Сволочь! – бросил сквозь зубы Гудилин, поглаживая раненную руку.
– Жаль, что не прикончил его у кабинета! – вырвалось у меня.
– Чудеса, едрена каракатица! – хмыкнул Рундук, закуривая цигарку. – Уж, не к нему ли в пролетку подсели Алекс, Белый и Большой?
– Получается, к нему. Милиционеры у моста, не зная об аресте зама, спокойно пропустили его на другой берег.
– Товарищ Светловский, стажер Нечаев, – проговорил Яркин, – попрошу к начальнику милиции!
В кабинете все трое курильщиков достали портсигары и закурили. Дым повис коромыслом, мешая мне дышать.
– Хочу сказать, что для Петродара все это не есть хорошо, даже совсем не хорошо, – начал Яркин, хмуря брови. – Факт на лицо: четверо ярых врагов Советской власти сбежали к Мамантову. Нет сомнений, что они попытаются заручиться поддержкой генерала и подготовить новый заговор. Нужно проведать не только об их планах, но и устремлениях Мамантова, долго ли он со своим корпусом будет кружить в нашей стороне… Григорий Иваныч, мне кажется, эту важную миссию можно поручить вашему подопечному, cтажеру Нечаеву. В последнее время он зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Никто не сделал больше для раскрытия заговора и расследования хищения художественных ценностей из имения Заградского. Я уж не говорю о его вкладе в поимку членов банды «затейников», фактическое уничтожение шайки «синих», разоблачение опасного убийцы «пустырника».
Светловский пристально взглянул на меня и сжал мое плечо.
– Cправишься?
– Постараюсь! Только хотелось бы знать больше деталей, подробностей.
– Разумно! – заметил Яркин.
Пустив к потолку клуб дыма, он пригласил нас к большой карте Петродарского уезда, висевшей на обитой обоями стене, и вооружился короткой указкой.
– Вчера на железнодорожном узле белоказаками были взорваны железнодорожный мост и бронепоезд «Атаман Чуркин», захвачены два эшелона с имуществом воронежских коммунистов, разграблены мануфактурные склады… Бойцы разведбатальона утверждают, что штаб корпуса Мамантова из села Дрязги, вот отсюда, был переведен вчера вечером в село Телелюй, вот сюда… Такой расклад, а я вот о чем. На дальнем кордоне служит двоюродный брат нашего чекиста Архипова. Росли вместе, по сей день не разлей вода. Устин Макарыч Черкасов его полное имя. Участник империалистической, отличный охотник, всей душой за Советскую власть, за большевиков. Сегодня к вечеру на телеге своей в город пожаловал, за хлебом там, мылом и прочими вещами. Заглянув в отдел лесного хозяйства, заскочил потом к Архипову и вот что ему поведал… да что там, пусть сам и расскажет.
– Дежурный! – открыв дверь, крикнул Маркин. – Пригласи-ка сюда лесника.
Через минуту в кабинет вошел высокий жилистый мужчина в большом картузе, прорезиненном плаще и высоких болотных сапогах. На вид ему было лет сорок пять-пятьдесят.
– Устин Макарыч, знакомься, – cказал Яркин, – начальник Угро Григорий Иваныч Светловский, стажер Данила Нечаев… Расскажи, как все было на кордоне.
Лесник снял картуз и стал мять его в своих крепких руках.
– Как все было?.. Да так, выхожу вчера поутру с ружьецом из своего домика, насчет дичи, значит, утки там или кулика какого, а со стороны шингаревской мельницы вдруг стук копыт. Вижу сквозь просветы деревьев, трое белоказаков скачут. Я-то уж знаю, что мамантовцы по округе шастают, вот-вот наедут. Потому стою ровно, не подаю виду, что напуган. Подъезжают, ребята справные, в седлах сидят как влитые, особенно главный, адъютант Мамантова подъесаул Благородов. Спрашивают, отвечаю, все как есть. Куда, мол, по утречку лесник с кордона. Что ж, поохотиться вышел, говорю. А подъесаул мне: «Это ты, дядя, правильно сделал, что вышел поохотиться. У тебя теперь вот какая забота будет: пока мы стоим лагерем поблизости, ты должен к столу генерала Мамантова и офицеров штаба рябчиков и вальдшнепов поставлять. Регулярно, утром и вечером. И что б без пропусков! Рябчиков утром, вальдшнепов вечером». Вот и занимаюсь поставкой, Благородов пригрозил к стенке поставить, ежели что. Вечером вальдшнепов отвез, завтра рано поутру на рябчиков пойду… Да, доставая трубку из кармана, подъесаул два листка обронил. Поглядите.
