Я шла по пустынному кварталу Сен-Жермен-де-Пре с модной в этом сезоне холщовой авоськой, набитой до верху всякой всячиной. Париж, словно тайный любовник, не отпускал меня из своих мистических объятий вот уже чуть больше пятидесяти лет, и всё это время мы оба абсолютно не менялись, словно мгновения, протекая сквозь нас, не затрагивали нашей истинной сути. Порой меня охватывала жажда философствовать на эту тему, но не сегодня.
– Мадмуазель! Вы уронили! – окликнул меня один из редких прохожих.
Внешне, несмотря на свой семидесятидвухлетний жизненный стаж, я выглядела как юная девушка: сказывалось действие эликсира бессмертия, который мне пришлось выпить в потустороннем мире, когда я наведывалась туда полсотни лет назад. Я оглянулась и бросила рассеянный взгляд на хилого юнца в рваных джинсах, державшего в руках небольшую оранжевую тыкву, выпавшую из моей сумки.
– Дурашка! Это же я! Я сама выкатилась тебе навстречу! – возразила тыква, неожиданно выпучив два белесых глаза, закрытых до этого времени оранжевыми веками.
У неё во рту торчали через раз внушительные острые зубищи, что делало её кокетливую улыбку слегка устрашающей.
– Простите! – пробормотал прохожий и, беспомощно разжав руки, рухнул в обморок.
– Ну что за мужики пошли! – возмущённо возопила тыква с пыльного тротуара, откатившись к моим ногам. – Своё счастье в руках удержать не могут!
– Это потому, что ты опять ведёшь себя неатыкватно, Яква! – с напускной строгостью заметила я, поднимая её за хвостик.
– Я не Яква, а Выква! – завопила тыква. – Сколько можно повторять?! У тебя что уже старческий склероз, Эжени?!
Я только усмехнулась в ответ. Конечно, я помнила её имя, но очень уж забавно тыква реагировала на подтрунивание. После того как однажды в ночь с 31 октября на 1 ноября я срезала этот оранжевый плодчьего-то воображения, случайно выросший под моими окнами по странной прихоти судьбы, жизнь превратилась в вечный Хэллоуин: приходилось часто давать по тыквам моей распоясавшейся клиентуре, а в особо эксклюзивных случаях и зажигать фонарь под глазом какому-нибудь особо буйному индивидую.
Дело в том, что работала я некромантом, причём абсолютно официально, а приняла меня на работу сама Противоположность Жизни. Между тем уличные часы показывали 11:45, все три циферблата на моих некромантских – полдень. Пора действовать! Я издала пронзительный хулиганский свист, лихо заложив пальцы в рот (таким был условный сигнал для моей рабочей бригады), а затем смело подошла к двери дома, и нажала на кнопку звонка.
– Чё надо? – буркнули мне из домофона мрачным тоскливым голосом.
– Я ваша новая соседка! – разыгрывая из себя наивную Красную Шапку, рвущуюся быть съеденной волком, сказала я. – И мне нужна помощь. Не позволите ли войти?
Мне не ответили, но дверь, повинуясь желанию хозяев, слегка приоткрылась. Я осторожно ступила внутрь, озираясь по сторонам. В коридоре было темно, и я надела рабочее пенсне с вычурно разноцветными стёклами, чтобы лучше разглядеть здешних обитателей и иметь возможность атаковать. Навстречу предусмотрительно никто не вышел, не вылетел и не выполз, поэтому я, слегка теребя сложенный некромантский веер, двинулась дальше. Половицы загадочно поскрипывали под ногами, будто напрягаясь от моих осторожных, почти невесомых шагов. Тишина тоже была какой-то напряжённой, наверное, потому, что с хозяевами этого дома у меня в отношениях намечался сильный напряг.
– Прячутся, страховидлы облезлые! Щас мы устроим им гранд-фуэту! То есть фуэте! – воинственно проворчала тыква, буравя пространство светящимися глазищами, горевшими, как автомобильные фары.
Её я держала под мышкой, словно запасную голову, гораздо более болтливую и глупую, чем основная.
– Это ещё как посмотреть! Кто это здесь страховидлы?! – ответили ей тоскливые голоса.
Лет пятьдесят назад я бы покрылась мурашками от ужаса, но сейчас даже не моргнула глазом. Что поделаешь? Возраст, опыт… Одно мгновение, и из разных углов комнаты на нас уже надвигались лохматые во всех смыслах (в том числе и одетые в лохмотья) и очень агрессивные фантомы.
– У-у-у-га-га! – для храбрости завыл самый прыткий из них, одноглазый и однозубый псевдоматериальный мутный субьект, наскакивая на меня.
И тогда я раскрыла веер, слегка выпуская энергию Смерти через пластины для превентивного удара, а затем для верности треснула нарушителя порядка гардой по лбу, в то время как тыква смачно вцепилась зубами в чей-то тощий зад, намертво сомкнув челюсти, словно бульдог.
– Ай! Ай! – заорали фантомы, разбегаясь по углам. – Атас, ребята! Это некробригадники!
– Значится, так, ситуайены! – громко объявила Выква, нарочито выплюнув кусок плоти изо рта.
Как и подобает культурной тыкве в обращении с преступниками, она именовала каждого гражданином на французском, что собственно и звучало, как «ситуайен»:
– Ваша квота пребывания в мире живых закончилась в девятьсот лохматом году! Выходи по одному! Цепи на пол! Или Я…
– Засохни, Яква! – ответили ей сразу несколько голосов.
– Стоп! – холодно сказала я, желая пресечь грядущую словесную перепалку.
Жёсткий удар веера разметал фантомов по стенам, заставив их корчиться и извиваться в бессильной злобе. Почему-то возвращаться в потусторонний мир никто не хотел.
– Пересчитай! Все ль на месте? – спросила я.
Тыква принялась светить вокруг горящими глазами, перечисляя:
– Ан, дё, труа…
– Одного не хватает! – кровожадно улыбаясь, заявила она, наконец, закончив счёт.
– Я думаю, его успели перехватить на выходе! – предположила я, позвав ещё одного участника нашей некромантской бригады:
– Ящур!
– На месте, Ваша Созидательность! – почтительно назвав мой титул среди некромантов, обратился ко мне скелет теропода, который я случайно оживила в музее несколько лет назад.
Ящур был похож на тираннозавра-недоростка и с трудом, скрипя костями, протискивался через дверной проём. Его зычный бас, раздававшийся от самых дверей, на миг заполнил весь дом:
– Беглец пойман!
– Отлично!
Последний пойманный нарушитель был эффектно внесён в комнату, зажатым в зубах, как охотничий трофей, и галантно выплюнут мне под ноги.
– Недолго твоей власти держаться! – злобно завыл он, прижатый к полу ударом моего веера. – Первородный Страх уже обрёл плоть и выпьет твою силу! Куковать тебе скоро в темницах вместе с твоим женишком!
Призрак неожиданно обмяк и затих, а за его спиной обозначился силуэт Старьёвщика. Этот дух – подручный Противоположности Жизни, отвечавший за отъём боли и неприятных воспоминаний у тех, кто готовился совершить переход в потусторонний мир, – с давних пор сопровождал меня и сейчас оказался очень кстати.
– Благодарю вас! – сказала я, улыбаясь ему.
