Давайте начистоту – это дело было по плечу только мне. Вы удивитесь, сколько из наших парней, будь у них выбор, шарахнулись бы от него на милю, а у меня выбор был – по крайней мере, сначала. Пара ребят мне так прямо и сказали: “Хорошо, что оно досталось тебе, а не мне”. Однако я лишь сочувствовал им, а о себе и не думал беспокоиться.
Кое-кто не в восторге от крупных громких дел – мол, слишком много шумихи в прессе, слишком велики последствия провала. Весь этот негатив не по мне. Если думать о том, как больно будет падать, – считай, ты уже летишь в пропасть. Я фокусируюсь на позитиве, а его тут полно: даже те, кто притворяется, будто они выше этого, знают: за большие достижения повышают по службе. Так что дайте мне расследование, что красуется на первых полосах, а дела о зарезанных барыгах оставьте себе. Если не можешь держать удар, служи в участке.
Некоторым из наших невмоготу работать с детьми, и их вполне можно понять. Однако позвольте полюбопытствовать: если вас тошнит от зверских убийств, то какого черта вы взялись их расследовать? Неженок с распростертыми объятиями примут в отделе по защите интеллектуальной собственности. У меня были убитые младенцы, утопленники, изнасилования с убийствами, человек, которому отстрелили голову из дробовика так, что ошметки мозга разлетелись по всем стенам, – и при условии, что виновный попадает за решетку, мой безмятежный сон ничто не тревожит. Кто-то должен брать такие дела на себя, и если за них берусь я, то справляюсь так, что комар носа не подточит.
Раз уж зашел разговор, давайте проясним еще кое-что: я чертовски хорош в своей работе. Я и сейчас так считаю. В отделе убийств я уже десять лет, и семь из них – с тех пор, как я освоился, – у меня была самая высокая раскрываемость. В этом году я на втором месте, потому что нынешнему лидеру перепала череда верняков с бытовухой, когда подозреваемый буквально сам защелкивает браслеты на своих запястьях и подает себя на тарелочке с яблочным соусом. Мне же доставались самые геморройные, глухие случаи – мертвые торчки и ни единого свидетеля, – и я все равно давал результат. Если бы наш главный инспектор хоть раз – хоть раз! – во мне усомнился, то мигом снял бы меня с дела.
Вот что я пытаюсь сказать: все должно было пройти как по маслу. Дело попало бы в учебники – блестящий пример того, как надо работать. По всем писаным правилам оно должно было стать для меня колоссальным успехом.
* * *
Я сразу понял, что дело крупное. Мы все это поняли. Обычные убийства достаются первым в очереди, а если первый отлучился, то тому, кто окажется на месте, – и только большие, важные дела, требующие особого подхода, распределяет лично главный инспектор. Так что когда О’Келли просунул голову в дверь отдела, показал на меня пальцем, рявкнул: “Кеннеди, в мой кабинет!” – и исчез, мы сразу все поняли.
Я схватил со спинки стула свой пиджак и надел его. Сердце мое билось учащенно. Давно, слишком давно мне не перепадали такие дела.
– Никуда не уходи, – сказал я Ричи, своему напарнику.
– О-о-о, – в притворном ужасе протянул Квигли из-за своего стола и помахал пухлой ладонью. – Неужто Снайпер опять вляпался в дерьмо? Вот уж не думал, что доживу…
– Наслаждайся, пока жив, старина.
Я проверил, ровно ли повязан мой галстук.
Квигли ехидничал, потому что был следующим в очереди, и не будь он такой бестолочью, О’Келли поручил бы дело ему.
– Что ты натворил?
– Трахнул твою сестру. Рвотными пакетами запасся заранее.
Парни заржали, а Квигли по-старушечьи поджал губы.
– Не смешно.
– Что, задело за живое?
Ричи сидел открыв рот и едва ли не подпрыгивал на стуле от любопытства. Я достал из кармана расческу и быстро провел ею по волосам.
– Как я, нормально?
– Жополиз, – буркнул Квигли.
Я его проигнорировал.
– Ага, – сказал Ричи. – Супер. Что…
– Никуда не уходи, – повторил я и пошел к О’Келли.
Второй знак: главный инспектор стоял за столом, сунув руки в карманы, и раскачивался на пятках. Адреналин в нем так кипел, что он не мог усидеть в кресле.
– А ты не торопишься.
– Прошу прощения, сэр.
Он не сдвинулся с места и, цыкнув зубом, принялся перечитывать лежащий на столе отчет о вызове.
– Как продвигается дело Маллена?
Последние несколько недель я потратил на сбор досье для главного гособвинителя по запутанному делу с одним наркоторговцем – чтобы не осталось ни щелочки, в которую мог бы проскользнуть этот ублюдок. Некоторые следователи считают свою работу оконченной в момент предъявления обвинений, но если с крючка соскакивает мой улов – что хоть и редко, но случается, – я принимаю это близко к сердцу.
– Уже готово. Ну, плюс-минус.
– Его сможет закончить кто-то другой?
– Без проблем.
О’Келли кивнул и продолжил читать. Он любит, когда ему задают вопросы, любит показывать, кто тут главный, – и, поскольку он действительно мой начальник, я не против чуток прогнуться для пользы дела.
– Что-то новое поступило, сэр?
– Брайанстаун знаешь?
– Никогда не слышал.
– Я тоже. Один из этих новых поселков на побережье, за Балбригганом[1]. Раньше назывался Брокен-Бэй или как-то так.
– Брокен-Харбор, – сказал я. – Да, Брокен-Харбор я знаю.
– Теперь это Брайанстаун. И к вечеру о нем услышит вся страна.
– Серьезное, значит, дело.
О’Келли положил тяжелую ладонь на отчет о вызове, словно пытался его удержать.
– Муж, жена и двое детей зарезаны в собственном доме. Жена находится при смерти, ее сейчас везут в больницу. Остальные мертвы.
Мы помолчали, слушая, как по воздуху пробегает мелкая дрожь, вызванная последним словом.
– Кто сообщил? – спросил я.
– Сестра жены. Они созваниваются каждое утро, а сегодня утром она не смогла дозвониться. Это настолько ее обеспокоило, что она села в машину и отправилась в Брайанстаун. Машина на подъездной дорожке, в доме горит свет среди дня, никто не открывает. Она звонит полицейским, те вышибают дверь, и – сюрприз-сюрприз.
– Кто там сейчас?
– Только местные. Глянули разок, смекнули, что не потянут, и сразу связались с нами.
– Прекрасно, – сказал я.
В полиции полно идиотов, которые готовы часами играть в детективов и топтать место преступления, прежде чем признают поражение и вызовут реальных профессионалов. Похоже, на этот раз нам повезло – котелки у сельских копов варили.
– Я хочу, чтобы этим занялся ты. Возьмешься?
– Почту за честь.
– Если не можешь все бросить, скажи, и я отдам дело Флаэрти. Оно в приоритете.
Флаэрти – тот самый чемпион по раскрываемости, который закрывает верняки.