Губы Михаила поднимались по атласной коже внутренней стороны бедра лежащей на спине девушки, она была горячей и влажной, чуть подрагивала, пульсировала, под ней ощущался нарастающий пульс желания. Руки девушки были подняты и пристегнуты к кровати блестящими наручниками, глаза ее были закрыты, темно-рыжие волосы обрамляли бледно-розовое лицо, напряженное от предвкушения волны наслаждения. Ноги девушки были широко раздвинуты, роза «Эдем» раскрыла свои лепестки, покрытые росой, одуряющий запах проникал Михаилу через ноздри прямо в мозг. Он поднялся чуть выше, раздвинул пальцами нежные губы, увидел влажный блеск трепещущей плоти, провел между ними языком, ощутил знакомый терпкий вкус, двинул язык вперед, потом поднял его вверх и тронул обнаженный кончик клитора, почувствовал явное дрожание бедер, обхватил клитор губами, втянул в себя, продолжая трогать его языком, поднял руки и нашел пальцами торчащие соски, сжал их и повернул, будто заводил старинные часы. Колени девушки резко дернулись и ударили его в ребра, бедра поднялись и сжались, утопив его в пещере с сакральными дарами богини любви; он задыхался, двинул голову назад, но капкан не отпускал его, в уши его проник древний утробный крик удовлетворенной самки, перешедший в череду стонов, он резко дернулся назад, вырвался, перевернулся на спину и открыл глаза.
Левая рука его двинулась в сторону, походила по пустому месту и сообщила ему то, что он и так сам знал – он лежал на кровати один; глубокий вздох вырвался из его груди. Он отбросил одеяло, член его резво спружинил и уставился в потолок; Михаил прижал его вниз и отпустил – тот катапультой вернулся в прежнее положение. Ну и чего зря торчать. Стой – не стой – ничего тебе не обломится. Давай вставать, Майкл. Да, мать его перемать, давай вставать. Как восставший из гроба Лазарь он опустил ноги на пол и пошляпал в ванную. Все тело его было окутано ватной вялостью, только стрелка компаса упрямо показывала на север. Он тщетно постоял над унитазом и залез в душевую кабину. Взбодримся? Да ну его в жопу. Он открыл горячую воду, откинул голову назад и закрыл глаза. Минут через десять он почистил зубы и вперился в зеркало над раковиной. Да, красавиц ты еще тот. Ну, что ж тут уже поделаешь. Ничего не поделаешь. Надо кофе выпить.
На кухне он забрал у кофеварки старую бабушкину кружку, провел над ней носом, сёрбнул кофе, сел на стул и закурил первую сигарету. На столе лежал лист бумаги, на котором аккуратным почерком крупными буквами было выведено: «Не хочу больше так. Прощай». Белка таки ушла. Надежда на то, что это был только дурной сон, испарилась с тихим всхлипом.
В пятницу он вернулся домой поздно: был на встрече с новым крупным поставщиком, они заключили сделку, которая обещала обоим хорошие деньги: Михаил собирался добавить на свой сайт все товары «Apple». «Самсунг» он продавал давно, а «Яблоки» только изредка, под заказ. В голове у всех плавала легкая эйфория от предвкушения, хотелось ее продлить, и они отправились в «Гамбринус», где холодный «Будвайзер» еще улучшил и без того приподнятое настроение. Есть ничего почти и не ели, только грызли всякую сушено-соленую разность, зато пиво янтарным водопадом лилось в глотки, звучали тосты, бокалы сшибались с громким стуком, пена расплескивалась морскими брызгами. Константин, его новый партнер, куда-то позвонил, и скоро к ним присоединились несколько девушек. Девушки от пива отказались и затребовали шампанского. Потом он помнил пузатую бутылку гранатового «Bols Cherry Brandy», помнил, как бумкала мызыка, как чьи-то руки обвивали его шею, а упругий язык пытался забраться ему в рот. Очнулся он на улице с дымящейся сигаретой в левой руке, правая сама достала телефон и кликнула по номеру Тимки, его лучшего друга, с которым они вместе начинали и до сих пор вели бизнес.
– Брат! Братушка…
– Ну ты, блин, где?!
– Я? Я в «Гамбринусе».
– Подписали?
– Да! Все путем! Слушай, тут такие телки! Приезжай! У нас…
– Никуда не ходи. Я щас буду.
– Да я и не со…
Он обалдело уставился на анимацию отбоя, затянулся сигаретой, выбросил ее и вернулся в зал. Дальше воспоминания из фильма превратились в gif-файл: отчетливо он запомнил только, как Константин при прощании почему-то вспомнил казаков и решительно заявил, что надо выпить «на коня», словно по волшебству откуда ни возьмись явилась бутылка «Smirnoff». Михаил в ответ вспомнил Ивана Грозного и тогдашние десять традиционных прощальных рюмок…
Вчера он проснулся ближе к обеду. Дома никого не было, что его порадовало, пока после душа он не попал на кухню и не увидел записку. Тогда, не пив кофе, он ринулся в спальню, открыл шкаф и обнаружил, что одежды стало несколько меньше и не хватает одного чемодана. Он схватил телефон и набрал номер Белки. И что ты ей скажешь? А, все равно. Телефон был вне зоны. Он побрел на кухню, сделал кофе и плюхнулся на стул. Дым от вирджинского табака отказался соединиться со вкусом арабики, во рту было гадко, на душе мерзко.
Бэла, его девушка, с которой они жили вместе уже несколько лет, работала в Мухосранской райбольнице главной медсестрой и училась на медицинском. Он был ее старше, и знакомы они были с детства. Очень долго он воспринимал ее как пацанку со сбитыми коленками и не обращал внимания на знаки, который любой нормальный мужчина давно бы расшифровал. Опыт общения с девушками у Михаила был тогда весьма небогат, но наконец-то и до него дошло, что Белка давно превратилась в статную красивую девушку с крутыми бедрами и круглой попкой, он сделал пробный шаг… А потом жизнь его изменилась так круто, что он и до сих пор не переставал этому удивляться. Их с Тимкой бизнес резко пошел в гору, появились деньги, он сделал в бабушкиной квартире ремонт, а потом и докупил соседскую, объединив их в одну. Белка заставила его выбросить старую мебель, и жилье их превратилось в подобие Версальского дворца, если бы его декорацией занимался Рогожин. На спальню он угрохал бешеные деньги, и теперь там стоял гарнитур «Людовик ХV», все было выдержано в пурпурно-розовых тонах, над кроватью был даже небольшой балдахин, а стену украшала репродукция «Рождения Венеры» в золоченой раме.
Жизнь его была похожа на причудливое соединение в арт-хаусный фильм «Анжелики» и ковбойских вестернов. Их спальня хранила бесчисленные секреты любовных сражений, где он бывал сверху и снизу, Белка была одета в атлас и бархат, а иногда и в кожаный ошейник с поводком. Сам он часто представлял ее брыкливой лошадкой, на которую он твердой рукой набрасывал лассо, усмирял и приводил в стойло в стиле рококо: она любила покрутить хвостом, любила нравиться мужчинам, ей нравились рискованные наряды, привлекающие всеобщее внимание. Михаил сам же и покупал ей эти наряды, а потом страшно ее ревновал. Была она даже несколько раз и слегка порота, когда он решал, что ее «верчение хвостом» зашло слишком далеко и пора это резко прекратить. Тогда их спальня ненадолго превращалась в красную комнату из «Пятидесяти оттенков», но как-то так выходило, что Белка и от этого получала удовольствие, и ему иногда приходило в голову, что она специально его провоцирует, взбрыкивает, чтобы быть укрощенной, убегает, чтобы быть пойманной, и даже наказания заканчивались бурным оргазмом, а сцены примирения грозили разнести спальню в пух и прах.
