Был конец Нового года или конец света. В итальянском ресторане вечер напоминал поле боя: персонал сражался, сдавал территорию и нес потери.
– Нет… нет… к сожалению, мест нет. И в курящем тоже… Я вас уверяю… Ну куда же вы?!
– Извините, все зарезервировано… Может быть, через полтора часа… Подождите! Ну правда, мест нет!!!
У Веро́ прилипла к спине рубашка, от дыма слезились глаза, от тарелок немела шея. Ей срочно надо было принять заказ с десятого столика.
– Девушка! А принесите оливок!
– А чтобы с косточками?!
– А еще пармезана…
Вверх-вниз по лестнице, вверх-вниз… Она все время помнила про десятый…
Шестнадцатый стол ждал заказа, тридцатый был готов заказать, пятый просил чай, ах!.. Черный или зеленый?!
Веро судорожно полистала блокнотик: ах, черт!.. Черный или зеленый?!
– А принесите лимона!
– А два эспрессо!
Веро безуспешно старалась пробиться к десятому.
– А посчитайте…
Кофемашина единственная из персонала молча отрабатывала вложенные в нее средства и надежды. Бармен, как тигровая кошка, хищно высматривал тех, кто отвечал за доставку напитков: «Капучино падает! Эспрессо оседает! Проклятые официанты!»
Веро вжала голову и постаралась малодушно прошмыгнуть мимо.
– Я тебя вижу, Веро!!!
Потом ее еще три раза дернули, и когда она, уже задыхаясь, добралась до десятого столика, то старалась говорить медленно и незаметно трясла головой – чтобы кровь от затылка отхлынула.
– Что-нибудь выбрали?
Веро умела быть вежливой – это был ее дар. Природа не слишком одарила ее талантами, но вот в искусстве «держать лицо» постаралась. Даже с лихвой отмахнула. Веро улыбалась, кивала, старалась не поддаться соблазну опереться рукой о стол, а лучше двумя, а лучше упасть на него, забыться и пролежать так два дня – только бы никто не трогал и счет не просил.
– Да-да, я запоминаю: оливки, карбонара. Что вы сказали? Соуса побольше?
(О, это непременно. Вам не повезло, вы сидите далеко, а два столика рядом с кухней и случайные прохожие на улице слышали, как недавно на кухню явилась Принчипесса1 и попросила на разговор шеф-повара.
– Робертино, – сказала она, поправляя челку и показывая, что она здесь главный официант и ей не требуется ни ума, ни такта, – гости попросили карбонару с двойным соусом. Уважь их… Сделай-ка по-быстрому.
– Я тебе сделаю, – сказал Робертино так, что даже жилки на лбу проступили. – Я тебе сделаю с таким двойным соусом, что ты сама в нем утонешь!!!
А потом зашвырнул в нее сотейником, крича, что он итальянец и кладет столько соуса, сколько нужно, и пусть она идет туда-то… раз она такая-то… не уважает итальянскую кухню! А потом вытер пот со лба и добавил, что впредь убьет каждого, кто явится с подобной просьбой. Веро сама едва успела убраться.)
– Может быть, я предложу вам пасту с грибами? Там много сливочного соуса и тоже есть бекон. Что? Аллергия на грибы? Да бросьте, какие там грибы… Это же шампиньоны.
– Девушка!
– Девушка?! Вы подойдете, черт вас дери?!
…Где-то у лестницы ее догнала Алессандра. Храброе сердце, верное плечо и стабильная нервная система. В руках у Алессандры был тяжелый поднос с бокалами, и в тот момент она была особенно похожа на гладкошерстную легавую – дрожала от волнения, оглядывалась, высматривала дичь. Увидела Веро с горой тарелок, проявила выдержку. Остановилась.
– Я только с кухни. Там Робертино… Мне кажется, он сегодня кого-нибудь точно зарежет. Веро, сходи, а? Ну что? Ну, у тебя больше всех шансов выжить.
…На кухне была своя война. Робертино кричал, ругался и обещал выбить дурь из официантов, которые не успевают забирать заказы.
– Idioti!!! Уже целая минута! Сколько можно ждать?! О, Madonna!!!
«Мадонна»… – помниться, услышала в первый раз Веро и с восторгом подумала: «Как красиво. Молится, наверное».
Оказалось, матерится.
Робертино недаром был шеф-поваром – он мог один талантливо приготовить и отдать двадцать разных паст одновременно. А еще он был как непроспавшийся медведь после зимней спячки – одним ударом открывал жестяные банки, гнул сковородки и мог убить сотейником. И хотя у него под кителем билось благородное (Веро в это свято верила), почти рыцарское сердце, он уже обычно с утра был так крепко не в духе, что, услышав его голос, Веро срывалась с места и, не дослушав заказ посетителей, мчалась как бешеная лошадь на кухню. На одном дыхании, перепрыгивая через ступеньки, здравый смысл и других официантов. К финишу, как правило, приходила первой, чем иногда заслуживала скупую похвалу шеф-повара.
– А?! Что?! Пасту отнести?! – заплеталась Веро в словах, держась одной рукой за бок, а другой стараясь нащупать опору. Дыхание уже восстанавливалось, но в глазах еще было темно. – Так кричал… Думала, уже никому не спастись.
– Осторожнее, – с досадой бросал помощник шеф-повара Томми, торопливо раскатывая тесто для пиццы, – ты так себе шею сломаешь. И почему опять ты, Веро?! Кроме тебя еще кто-нибудь работает?!
Веро обожала Томми. Он был для нее самой важной птицей ресторана. Он был настоящим пеликаном, птицей-другом, птицей-мозгом, и это проявлялось во всем – в оперении, в телосложении и, что самое ценное, в нравственном отношении. Он был очень добр, подкармливал Веро пармезаном, отказался учить ее курить, а когда все особенно ныли, научил посылать Принчипессу таким шикарным итальянским жестом, что Веро, обрадовавшись, еще долго тренировалась и однажды, показывая всем, как научилась, выкинула руку перед носом изумленного Удава, который открыл дверь на кухню, дабы объявить, что он теперь управляющий, и в неконтролируемом запале послала его так красноречиво, что все вокруг обмерли…
В умственном отношении Томми тоже превосходил своих сородичей. Когда Веро с ним познакомилась, он, как истинный итальянец, мог произнести без акцента только слово «лазанья», и то только во время обеда.
– Давай я тебя русскому научу, а ты меня итальянскому, – предложила как-то Веро и была снисходительна. – Я, конечно, тебе фору дам, ты не бойся. Итальянский – что там учить… Ха! Это не наши семь падежей… С понедельника начнем, да?
– Ой, Томми, давай со следующего понедельника?
– Что-то неохота сегодня. Давай с начала месяца начнем, а?
И вот уже Томми выучил русский, немецкий и начал учить арабский, а Веро все бегала туда-сюда и досадливо морщилась:
– Тьфу ты, карбонара на trentaunо. Томми, я опять перепутала: это тринадцатый или тридцать первый?
…Но тот день новогоднего побоища даже Томми выдерживал с трудом.
– Две пиццы – сорок первый стол! Эти три на десятый. Лазанья готова!!! Веро, готова!!!
– Томми, у меня только две руки!
– Еще пицца! Четыре салата! А-а-а, Веро! Ты знаешь, что твоя подруга Хорошая перепутала заказы, уронила пиццу и отнесла пасту не на тот стол?!
