До недавнего времени я жил в частном доме с родителями. Они всегда отличались строгим нравом и сложным характером, поэтому гостей у нас не было почти никогда. Единственным из моих друзей, с кем родители смогли немного поладить, был Лёха. Я знал его с первого класса и, наверное, только ему одному я мог полностью довериться в трудной ситуации. В отличие от родителей, которым было проще отругать меня за ошибки, чем научить их не совершать, Лёха всегда был готов прийти на помощь. Житейского опыта у него набралось куда больше, чем у меня. Рос он без отца, работал с четырнадцати лет и даже успевал гулять с девчонками. С одним ему не повезло – мать была алкоголичкой. Половину алиментов она пропивала, а на вторую покупала Лёшке еду. Но всё-таки у него было то, о чём я в детстве мог только мечтать – свобода. Через год после его совершеннолетия матери не стало, поэтому квартира досталась Лёхе.
Неделю назад он пришёл ко мне в гости под вечер. Родители поехали в театр, поэтому дом был в нашем распоряжении на ближайшие три часа. Ни о каких вечеринках мы даже не думали, ибо знали, чем может обернуться. Устраивать их в квартире Лёхи смысла не было: несмотря на мой возраст – девятнадцать лет, – отец был категорически против моих ночёвок где-то вне дома.
Поэтому идею моего друга о покупке недорогой квартирки на окраине города я воспринял очень положительно.
– Всё огонь, Лёха, но накопить с карманных денег на квартиру – это, конечно, мощно… вряд ли я смогу купить приличную хату, – сказал я.
– Сможешь, – улыбнулся Лёха, – не только приличную, но и новую, в новостройках.
– Тогда уж лучше дом… – Мой голос звучал расстроено.
– Я серьёзно, – твёрдо сказал Лёха. – Всё уже придумано. У меня сосед недавно похожую схему провернул, сейчас живёт и радуется. Смотри, твоих денег вполне хватит на квартирку в старой пятиэтажке на окраине. Её построили кое-как, плохо положили фундамент, дом просел, теперь вдоль стены трещина, а там и плесень пошла, и отопление полетело. Дом признали аварийным и по новой программе готовят к сносу, а жильцов переселят в новостройки. Понял, к чему веду? А хозяин мажор какой-то, квартира ему даром не нужна, отдаст за копейки. Ну а если вдруг что, мы с пацанами тебе одолжим до полной суммы, – улыбнулся он. – Только спешить надо, там за какое-то время до сноса запретят квартиры покупать.
– Ты мне предлагаешь жить в гадюшнике, который в любой момент может рухнуть мне на голову?
– Да брось, – отрезал Лёха, – тебе там жить меньше месяца, не успеет рухнуть. А как переселят, мы с тобой такое новоселье закатим… ну, как тебе мотивация?
Я ответил ему, что подумаю и дам своё решение завтра днём. Нужно было всё обговорить с родителями и, в случае их согласия, морально подготовиться к покупке. Разговор был долгий, я приводил тучу аргументов и несколько раз объяснял Лёхин план. Спустя приличный отрезок времени мать всё-таки поддержала меня, а за ней и отец. Я был счастлив и на следующий день довольный поехал к Лёхе.
За квартиру просили чуть меньше той суммы, которую я накопил. Семья моя была весьма зажиточная, на карманные деньги родители не скупились, а я был скромным и умел экономить. Да и тратить их было по большому счёту некуда, разве что угостить Лёху в кафешке или раз в год купить себе новой одежды. Также в ход пошли накопленные с паршивых подработок запасы: последний год я, убегая от родительской опеки, по выходным таскался с Лёхой по разным шабашкам.
Продавец оказался адекватным молодым парнем, чуть старше нас с Лёхой. Квартира досталась ему от бабки, которую он знать не знал, поэтому никаких тёплых чувств к жилью не испытывал и выставил его на продажу, как только появилась возможность.
Располагалась квартира на четвёртом этаже. Входная железная дверь приятно выделялась на фоне обшарпанных и изрисованных стен, однако за ней находилось не лучшее зрелище. Внутри стоял мерзкий штын, точно здесь устроили нужник все районные коты. В некоторых местах клоками слезали обои, а вместо привычных моему глазу люстр комнаты освещали тусклые лампочки, торчащие из покрытых пылью чёрных патронов на жутких проводах. В углу кухонного окна поблёскивала заклеенная скотчем трещина. В большой комнате стоял продавленный диван, на котором и почила бабка. Его мы сразу собрали и накрыли простынёй. Во второй комнате, поменьше, стояли шкаф, кровать и тумбочка.
– Ну, жить можно, – улыбнулся Лёха.
– А у тебя нельзя перекантоваться? – спросил я, разглядывая замызганный линолеум в комнате. – Квартира числится за мной, а значит, меня переселят в любом случае, жить-то здесь не обязательно.
– Тут такое дело, – он замялся, – я не один живу… помнишь Лизку из второй группы?
Всё стало ясно. Жить мне придётся тут. По крайней мере здесь были все удобства, а от внешнего мира меня надёжно защищала железная дверь. Ехать на ночь к родителям мне не позволяла совесть, да и не хотелось видеть ехидную ухмылку отца, разочарованного беспомощностью и неготовностью своего сына к самостоятельной жизни.
Под вечер мы перевезли мои вещи от родителей, и Лёха уехал домой. На ужин у меня была только вода из-под крана, поэтому я решил сходить за продуктами. Пятиэтажка стояла отдалённо от остальных домов, из-за этого путь до магазина занимал немногим больше пятнадцати минут.
Когда возвращался, на улице стемнело, зажглись фонари. Возле моего подъезда я заметил силуэт. Немного замявшись, всё-таки решил поздороваться.
– А ты кто такой? – спросил силуэт.
– Живу тут теперь… – растерялся я.
Силуэт затушил сигарету и приблизился ко мне. Это была женщина невысокого роста, средних лет, неплохо сохранившаяся для своего возраста, но с хриплым прокуренным голосом.
– Людмила, – она протянула руку.
– Сергей.
– Давно ты здесь, Сергей?
– Сегодня въехал, а вы?
– Всю жизнь.
– Ого… – протянул я. – Слышали, кстати, что дом сносить хотят?
– Слышала. Чинуши считают, что нас можно легко отсюда вышвырнуть, обещают новые хаты, а дадут койку в общежитии в лучшем случае, – разговорилась Людмила. – Но не тут-то было, я здесь ещё поживу, пусть мне эта трещина хоть поперёк квартиры пройдёт.
– А здесь вообще много кто живёт? – поинтересовался я из вежливости.
– Нет, остались я да Борис Анатольевич. Он раньше на флоте служил, ему эту квартиру за выслугу лет дали. Потом у него дочка с семьёй в аварии погибла, вот он один тут и остался. На пятом этаже живёт.
Мы поговорили пару минут, пока из темноты двора не показался ещё один силуэт. Его осанка была ровной, а шаг твёрдым, но хромота на одну ногу и тяжёлое дыхание выдавали в нём старика.
– Знакомься, Серёженька, Борис Анатольевич, – Людмила кивнула в сторону силуэта.
