- Не падать! - шепотом гаркает Любка, когда я оступаюсь на высоких каблуках.
Будь проклят тот, кто придумал их, а также тот, кто решил, что официантка на каблуках выглядит на подобных мероприятиях лучше. Хотя последнее, возможно, как раз Любка и придумала.
- Я держусь, - бурчу в ответ подруге, она улыбается.
- Хорошо, что пустой, - замечает мне, я со вздохом опускаю поднос на стойку.
Потираю переносицу.
- Пьют как не в себя, - хмыкает Люба. - И почти не закусывают. Вот тебе и пафосная вечеринка. А потом будут блевать в туалете, как в самом обычном гадюшном клубе.
Улыбаюсь на ее слова, она ловко лавирует на каблуках между людьми, я начинаю загружать бокалы на свой поднос. Моя работа таскаться с улыбкой по залу, предлагая выпивку желающим.
В это агентство по персоналу меня пихнула Любка. Найти работу в Москве было трудно. Мой опыт в маленькой фирме по остеклению никого не вдохновлял. Тем более я из провинциального городишки, количество жителей которого запросто уместится в районе нескольких станций метро.
В общем, потенциальные работодатели в восторг не приходили и перезванивать не спешили. Тогда Люба и предложила эту работу. Мы вместе учились в институте, но потом мне пришлось покинуть столицу и перевестись в областной филиал.
Связь мы не потеряли, продолжали общаться. И когда я решилась вернуться в Москву, она мне очень помогла. Сначала с жильем, потом с работой. Сама Люба тоже не местная, но живет здесь уже почти десять лет.
Загрузив поднос, я не сразу иду в зал, вытаскиваю одну ногу из туфли и тру пальцами о лодыжку другой. После такого вечера нужно сутки лежать, обложив стопы льдом. Ненавижу каблуки. Всегда ненавидела.
Опускаю ногу и не нахожу туфлю. Непонимающе смотрю вниз: нет. Резко оборачиваюсь, решив, что кто-то случайно ее задел, но все намного-намного хуже.
Смотрю, забывая моргать. И боясь шевельнуться. Не верю, что это случилось. Четыре месяца в Москве - я почти поверила, что пересечься невозможно. Слишком большой город, слишком много людей, слишком разные круги общения. Которые все же зацепили друг друга.
- Не это ищешь? - Мирон демонстрирует мою туфлю, покручивает ее в руке, делая вид, что рассматривает с интересом.
- Отдай, пожалуйста, - произношу ровно.
Кто бы знал, сколько на это уходит сил. В голове затягивает туманом. Я отлично знаю, что не стоит ждать ничего хорошего, но при этом не могу отказать себе в том, чтобы рассмотреть Мирона.
Я не видела его слишком долго. Десять лет. Это целая вечность. Он больше не тот задиристый мальчишка. Взрослый серьезный мужчина. Который все еще ненавидит меня - это я читаю по его взгляду совершенно свободно.
- Дешевая подделка, - констатирует Мирон, вдоволь насмотревшись на туфлю. - Под стать тебе.
Резко бросает, я ловлю, но она все равно больно ударяет каблуком по руке. Морщусь.
Мирон оказывается рядом. Очень близко. Я вжимаюсь в стойку спиной, но все равно не могу убежать от давящей энергетики, взгляда и врывающегося в ноздри мужского парфюма.
Все это дурманит. Стирает границы между прошлым и настоящим. Словно одно на другое накладывается. Знаю, что это уже не мой Мирон. И одновременно картинка дрожит - и я вижу того, своего.
Который был влюблен до помешательства и заставлял сходить с ума и меня.
Мужские ладони ложатся на стойку, забирая меня в полный плен.
- Мне надо работать, - пытаюсь держаться, прижимая к груди несчастную туфлю.
Мирону, конечно, плевать. Он склоняется ближе, настолько, что в его зрачках я могу разглядеть свое испуганное отражение.
- А теперь основной вопрос, Грановская, - его голос звучит угрожающе тихо. - Какого черта ты в Москве?
Мой взгляд бегает, не цепляясь ни за что. Мирон слишком близко. Я просто не имею сил смотреть прямо ему в глаза.
- Прошло десять лет, - говорю тихо пуговице на его рубашке. - Может, пора зарыть топор войны?
Он усмехается, оттолкнувшись ладонями, увеличивает расстояние между нами. Я начинаю глотать воздух, чувствуя острую его нехватку.
- Мы договорились, что ты свалишь нахрен с глаз моих, разве нет?
- Я так и сделала! Ты получил все, что хотел! Так, может, пора оставить меня в покое? Я хочу спокойно жить, и все!
- В Москве? - уточняет Мирон.
Я молчу. Слежу за тем, как он перекатывается с пяток на носки, спрятав руки в карманы брюк. Такой расслабленный, а все равно видится мне хищником, готовым в любой момент наброситься и горло перегрызть.
- Десять лет, Мирон, - снова говорю ему. - Сколько можно?
- Я предпочитаю не видеть тебя никогда.
Десять лет, Лиза, - надо теперь говорить себе. Не может жечь обида спустя столько лет. Не может больно быть от этих слов. Но все равно больно. Словно он шило мне под ребра загоняет, медленно и с наслаждением.
- Это не твой город, и я имею право находиться здесь, - стараюсь говорить уверенно, хотя дается с трудом.
Но я должна отстоять себя. В конце концов, так и есть. Он не может приказывать и тем более выгонять меня. Я убежала десять лет назад. Но больше не собираюсь. Мне тоже надо как-то жить.
- Так, значит? - щурится Мирон. Я гоню мысль о том, что с годами он стал еще красивее. - Не хочешь уехать сама? Хочешь поиграть? Давай поиграем, Грановская. Это будет даже любопытно.
Отвечать на это нечего, да и возможности никто не дает. Договорив, Мирон уходит к одному из столиков. Там его ждет молоденькая брюнетка. Ей не больше двадцати, под платьем виден небольшой живот. Это его жена, девушка? Ждет от него ребенка?
Снова жжет какое-то непонятное чувство. Я дергаю крыльями носа, на мгновение почувствовав себя той восемнадцатилетней девушкой, которая была так влюблена, что мечтала только об одном: быть рядом. Всегда. Родить ему детей, любить его и их до невозможности. Верить в него, помогать, поддерживать. Я мечтала, что мы станем семьей.
Но вместо этого получила только ненависть. Она гнала меня из Москвы, жалила хуже сотни пчел, уничтожала, втаптывала в землю.
Месть Мирона оказалась тем, что я не могла вынести. Жить без него было невыносимо. Но жить, зная, как сильно он ненавидит меня - просто нереально.
Однако я смогла.
И сейчас смогу. Мне нужно зацепиться в Москве. Нужно зарабатывать. И я все для этого сделаю. Даже если придется пережить войну с Мироном. Опять.
