Былина первая
НА ЦАРСКОМ ПИРУ
Огромное царство у царя Дубрава. Можно месяц на коне скакать от одной границы его к другой, а все равно не доскачешь. От славных предков получил он его и в свою очередь прославил. Всю молодость свою в боевых походах провел. Годами с коня не слезал. Не мало ближних и дальних племен покорил. После победы над соседями, присоединял их к своей державе, а дальние страны и народы данью облагал. И стало его царство богатеть и процветать, на зависть соседям, на страх врагам и на помощь друзьям.
Ну а как минуло царю сорок лет, так он воевать и прекратил.
– Хватить браниться, – сказал, – пора пришла и миром насладиться.
Снял он латы стальные и повесил их над своей кроватью царской, а рядом меч булатный прикрепил. А щита у него никогда и не было. Он еще в молодости, как взял штурмом древний Князьгород, сделал его своей столицей, да повесил над его воротами свой круглый щит, так новым больше и не обзаводился. Да и не нужно ему это было. Стрелы от его груди и так отскакивали, а копья да мечи вражеские ломались словно соломенные. Недаром его Дубравом звали. Крепче дуба столетнего он был. А силен, словно целая дубовая роща. А тот щит до сих пор над городскими воротами висит, и в народе поверье, что пока на месте он, никакой враг приступом Князьгород не возьмет.
Надел Дубрав белую длинную рубаху с расшитыми на ней красными петухами, да сел с женой свой царицей Забавой, да со своими славными дружинниками пировать. Тут к нему его бояре и пришли, поклонами да бородами полы подметая.
– Царь, ты наш батюшка, – обратились они к нему, – отец родной, вождь великий, да воин славный, дозволь слово молвить.
– Говорите, отцы царства моего, – ответил царь Дубрав.
И вышел вперед тогда самый главный боярин, старый словно мир, с бородой широкой седой окладистой. Обратился он к царю с такими словами:
– Всех ли ты врагов, разбил, что за стол праздничный садишься? Не рано ли пиры устраивать, когда на юге басурманские конники Пылехана шалят, а на северных морях лодьи с ледоморами безобразничают?
Вздохнул царь Дубрав, кулаки сжал и ответил боярину:
– Ты, Брадомир, вроде и зовешься мирным да тихим, а все эти годы только и делаешь, что воевать меня заставляешь. Двадцать пять годков царствую, а только и делаю, что воюю. Одних врагов разобью, тут же другие появляются. И нет им числа. Словно яму копаешь. Чем больше от нее берешь, тем больше она становится. Вот и думаю я, может, хватит копать? Разве не велико наше царство?
– Велико, – согласились бояре.
– Разве не богато и славно оно?
– Богато, – согласились бояре. – И славно. Из-за дальних гор да морей в Князьгород короли и императоры послов с поклонами шлют.
– Так чего же вам еще надобно? – удивился Дубрав.
Поклонились бояре, задумались, затылки стали чесать.
– Вроде бы ничего более и не надо.
Царь рассмеялся:
– Вот видите? Стало быть, нечего и обсуждать это. Давайте за столы садиться. Эй, виночерпии, а ну открывайте бочки франкейского вина, что я у шаха Персея отнял.
Тут опять Брадомир слово взял.
– Погоди, батюшка, вино открывать, – сказал он. – Негоже пир начинать, пока дела не улажены. Как же все-таки с Пылеханом быть и с ледоморами?
– Экий ты, старик, назойливый, – сморщился царь, – словно муха. От тебя отмахиваешься, а ты снова налетаешь. Неужели мне сейчас опять на коня садиться да с каким-то там Пылеханом воевать?
– Негоже орлу мух гонять! Ясному соколу на стрекоз бросаться! – завопили дружинники, воины царские. – Не царское это дело! Не почетное!
– И то верно, – согласился Дубрав и пристально посмотрел на Брадомира. – Что ты на это скажешь?
– А то и скажу, что коли, сам не желаешь от ворогов страну очистить, пусть твои воеводы этим займутся.
Дубрав задумался, поник головой, длинные волосы по широким плечам рассыпал.
– Воевод у меня всего трое осталось, – сказал тихо. – Верные, преданные, словно псы. Не могу я их от себя отослать. А ну как для более важного дела понадобятся?
– И воевод не хочешь дать! – от гнева боярин даже посохом своим тяжелым о пол дубовый ударил. Такого себе никто при царе кроме него позволить себе не мог. Но знал боярин о своей древности да знатности, ведь еще с прадедом Дубрава великим князем Славославом бок о бок сражался, когда тот эту землю завоевывал. Вот и не боялся гнева царского. – Ну, тогда, не гневайся за совет, который тебе дам.
– Отчего же гневаться? – спокойно ответил Дубрав. – Твои советы никогда плохими не были. Говори. Слово даю, что гнева на тебя держать не стану.
– Два сына у тебя уже взрослые, – вкрадчиво сказал Брадомир. – Молодцы, хоть куда. Красивы и статны. А все дома сидят, около материнской юбки.
Жена Дубрава, царица Забава, как эти слова Брадомира услышала, так чуть не упала, но удержалась на ногах, потому что старая рабыня Хазария ее рукой удержала, и прожгла боярина таким ненавидящим взглядом, что любой другой бы сгорел. Но только не Брадомир. Старец спокойно продолжал:
– Не дело таких добрых коней в конюшне держать. Перестоят, так потом и зайцев не догонят, не только волков или куниц.
– Вот тут ты прав! – воскликнул царь. – Взрослые уже сыны мои, – и окинул он взглядом двух сыновей своих Ратмира и Ратибора. – Пора им уже и о славе своей ратной подумать. Я с пятнадцати лет на коне, меч из рук не выпускаю. С отцом своим сражался и в первых рядах бился, а в их годы уже земли к державе нашей присоединял. Чем же вы хуже, Ратмир, Ратибор? Неужто не надоело вкруг столицы мотаться. Да и дружины ваши, небось, боевой славы ждут, не дождутся.
Два богатыря перед отцом головы склонили. А Ратмир и отвечает:
– Так ведь, батюшка, ты уже все завоевал, что мог. Нам не оставил ничего. Только охота, да скачки, все наши занятия.
Ответил царь:
– Новые земли завоевать, ума много не надо. А вот сохранить собранное, да богатства на месте приумножить, вот задача почетная. Вам ее и исполнять. Ты Ратмир, езжай на юг. Поставь на место Пылехана. Укажи нахалу, где граница владений наших. А ты, Ратибор, на лодьях в Море Студеное плыви, да разгони ледоморов, чтобы им больше неповадно было, наши воды мутить и берега грабить.
– Воля твоя, царь и отец наш, – вздохнули царевичи. – Завтра же в путь и отправимся.
