Здравствуйте мои дорогие читатели!
Сегодня, я расскажу вам историю, которую поведал мне бес Силиван, что долгое время жил в теле сельского писателя. Победа, как вы понимаете, была за нашим рассказчиком, коей тот жутко гордился и похвалялся пред инкубами.
Деятель письма, что под резиденцию Селивана впал, убил жену в порыве ревности, а после и себя. Но, тяжелейшая и долгая работа в теле бумагомарателя, дала всходы в губителе душ, заразился он дивной нечистью и вместо того, что б в людях животное начало воспламенять, на литераторство его потянуло, прям мочи нет одолеть чертовщину эту. Бродит теперь Селиван по Земле писателей ищет, кто поведает истории его; для потомков.
Отказать просителю не смела. А как отказать порывам творческой души, хоть и адовой? Не по-христиански это. Поэтому усаживайтесь поудобнее, и так начнем….
Жил-был кузнец Богдан, кто слово сказал за жизнь своего сына. Слово услышано!
Кузнец этот пришлый был, поселился с мальцом в станице, жинка куда канула его, никто не ведал; сам откуда родом так же тайна за семью печатями. Дом справный купил с землёй богатой, работу исполнял достойно, все в срок и качественно. Уважать стали нового жителя их общины. Но, жизнь одинокого мужика, не сладка и монеты вряд ли любовь и ласку заменят. Приглянулась Богдану дочь Егора, уж как любовь их проявлялась лунными вечерами под стрекот сверчков, описывать не стану и так всё ясно. А вот Егор не стал радоваться за "голубков" и явился как – то в хату кузнеца с селянами воинственного вида. Потребовал отец жениться!
Но, наш любвеобильный мачо лишь репу почесал. Мол, покойную жену люблю, стать добрым зятем не смогу. Прошу простить! Мол, каюсь.
Униженный папаша в гневе, схватил валявшийся тесак и к шее малолетнего сынка обидчика приставил; с криком, – Твое дитя, за честь моей дочушки. Рука Егора полоснула, кровь детская немного пролилась, а после этим тесаком себя по шее с силой, как овцу зарезал.
Мужики, что с Егором, пришли подметили, – рука нападавшего поменяла траекторию, после того, как Богдан выставил огромную лапу свою вперёд с растопыренными пальцами и глаза как – то не по-человечьи блеснули.
Об этой истории старались не распространяться. Егора похоронили как самоубийцу на окраине кладбища, а в дом кузнеца без нужды не захаживали.
Вскоре выяснилось, что кузнец Богдан ещё и лечить может. Стал люд чужеземный к нему из разных уголков огромной страны ехать. Слава о Богдане ходила великая, о чудесном излечении тяжелейших болезней у людей многих. Поговаривали, чуть ли не с того света души выковыривал. Сила великая за Богданом стояла и звать его стали Целителем.
Сын Богдана вырос, женился на пригожей девице и уехали они искать лучшую жизнь в Приволжье. Более, отец сына и не видел. Запрещала невестка общаться мужу своему с пособником дьявола. Видела она взгляд тестя, нечеловеческую суровость в чертах лица и не верила, что с божьей благодатью лечение происходит, нет в лекаре святости. А сына его единственного полюбила всей душой. Бес Селиван, – наш рассказчик, уверил меня, что пацанчик этот прожил долгую счастливую жизнь, с женой любимой. Богдан знал об этом и не печалился за дитятко свое, но приемник ему необходим был. А тут Илюшка, восьмой соседский сын захаживать частенько стал. Олух-переросток, никому до него дела не было, не путевой балбес; шаг сделает, так споткнется на ровном месте, а коль в руки что возьмёт, – так опрокинет, иль порвет. Богдана эта особенность парня совсем не волновала, поэтому не гнал он добровольного помощника со двора, а родители не противились, "сдыхались" от лишнего рта как говориться.
Годы шли, Илюша в мужика превратился, а Богдан дряхлеть стал. Лекарь точно знал количество дней, что отпущено ему и предсмертное дело какое необходимо осуществить; без этого действа, проводник душ в царство мертвых не пропустит и скитаться заставит по темным и коварным мирам. Не любо кузнецу то предназначение ему отпущенное, но сопротивляться поздно было. Жизнь сыну сохранена, договор подписан.
Илья, деревенский мужик, любопытством особо не отличался, но все ж за годы службы, подмечал многие чудеса за названым батькою своим.
После обычных, несложных приемов лекарь очищался оговоренной водой; иль траву какую в кадильнице подожжет и ходит что-то, нашептывает, чадит до удушья. Коль близкого к смерти привезут, кто у границы миров шатался уж; после таких пациентов старик подолгу в яме лежит, что для таких дел выкопана в огороде была. Ляжет, в сыру землю и не двигается, как будто вместо больного похороненный. В такие дни жутко Илье было и за тятю страшно и на душе не спокойно, как вроде кто гадости в ухо нашептывал, да так хитро, так лукаво и гладко, что за свои мысли эти непристойности принять можно. Совестно Илье было, в минуты слабости своей как он может не доброе мыслить о том, кто как родного сына принял его. Знал Илья, что не его это думы, а нечисть, снятая с больного, угомонится не может и дурманит, водит всех, кто поблизости, на грех склоняет.
За годы жизни с Целителем, обо всем Илюша узрел – откуда болезни душевные и телесные произрастают, знал, что во всем справедливость Всевышнего. Если хворь приключилась, то гармонию мира нарушил и уклад мироздания таким образом уравновешивается. Ведал Илья, что сложные, тяжёлые болезни не велено знахарям лечить, не просто так они на тело прилипли. Ничего ниоткуда не является. Все, что имеется, все знает создателя, свое место и назначение.
