– Что мне делать? Я погибла!
Вера Герасимовна, несмотря на почтенные семьдесят два года, сохранила отменный слух. Она была готова поклясться, что слышала именно эти слова. Особенно она ручалась за последние два. То, что говорилось прежде, заглушалось не только тяжелой, как шкаф, дверью мастерской Самоварова, но и собственными мыслями Веры Герасимовны. Мысли были невеселые, их угомонили лишь слова «Я погибла!», очень странные и грозные. Так звон будильника разгоняет утренний сон.
Некоторое время Вера Герасимовна переминалась у двери. Что теперь делать? Уйти? Постучать? Заглянуть? С одной стороны, неделикатно подслушивать чужую беседу, даже если дверь закрыта плохо и голоса невнятным ручейком просачиваются в коридор. С другой стороны, Вера Герасимовна шла к Самоварову со своей личной бедой, так что оказалась тут совершенно законно. А ко всему прочему, раз кто-то гибнет, может понадобиться помощь. Нет, уходить никак нельзя!
Осознав свою моральную правоту, Вера Герасимовна успокоилась. Она прильнула к левой, намертво прикрытой створке самоваровской двери и попробовала метнуть взгляд в узенькую щель. Сделать это надо было так, чтобы не обнаружить себя даже случайной тенью.
Увидеть не удалось ничего. Лишь ослепительный луч света, каким мастерская Самоварова обычно заливалась к вечеру, вонзился в зрачок. Из внутреннего уголка любопытного глаза больно брызнула слеза, и Вера Герасимовна прекратила визуальные наблюдения. Зато чуткое свое ухо (правое; это все-таки слышало лучше) она вплотную прижала к щели, так что аметист правой ее сережки заискрился в солнечном луче.
– А если взять и просто плюнуть? – спросил в глубине мастерской голос Самоварова. – Если вообще ничего не делать?
– Не получится. Это конец! – ответил другой голос, низкий, женский.
Послышалось несколько стонов, причем стонал не Самоваров. Затем глубоко и жалобно высморкались.
Вера Герасимовна не верила своим ушам. В мастерской рыдала и гибла Ольга Иннокентьевна Тюменцева, директор Нетского музея – того самого, где Вера Герасимовна служила в гардеробе, а Николай Самоваров был реставратором мебели и прочих предметов декоративно-прикладного искусства. В здании этого музея, толстостенном, по-казенному угрюмом и по-старинному уютном, и происходил сейчас странный разговор за дверью.
Впрочем, разговор совсем затих. До Веры Герасимовны доносились лишь Ольгины всхлипы да тихий скрежет какого-то самоваровского инструмента. «Коля как парень тактичный, уткнулся в работу, чтоб не смущать даму», – резонно заключила Вера Герасимовна.
Ничего ей теперь не оставалось, как самой догадаться, из-за чего разгорелся сыр-бор. Она задумалась. Директора чаще всего гибнут, если жестоко проворуются. Это Вера Герасимовна знала точно, поскольку жила давно и многое повидала. Однако Ольга Тюменцева славилась твердокаменной честностью в музейных делах. Значит, что-то личное, женское?
В голове Веры Герасимовны моментально возникло и разветвилось несколько подходящих сюжетов. Житейский опыт намертво сросся в них с мотивами дневных сериалов. Первым делом пришло на ум самое простое – Ольгу бросил муж, доктор геологии, известный знаток минералов. От этого человека можно ждать чего угодно: он суров, вечно погружен в себя и невероятно сдержан. Вера Герасимовна никогда не слышала звука его голоса. Правда, Ольгу минералог обожал – иначе какой муж позволил бы назвать сыновей Евстигнеем и Поликарпом? Однако известно, что молоденькие вертихвостки то и дело сбивают с панталыку стареющих мужчин. Могли сбить и минералога, и вот теперь несчастная Ольга…
Нет, вряд ли измена минералога стала для Ольги роковым концом чего бы то ни было. Уход мужа от нестарой эффектной женщины, опытного руководителя, кандидата искусствоведения – вещь поправимая. Может, Ольга сама влюбилась до смерти? Не в Самоварова ли? Вздор! Гибель-то тут при чем? Но вдруг любовник не Самоваров, а коварный стриптизер, нагло обирающий зрелых бизнес-леди?
Таких стриптизеров Вера Герасимовна часто видела в сериалах. Они умели в любых условиях молниеносно раздеваться до трусов и обольстительно расхаживать, раздувая лоснистые груди. Если Ольга потеряла голову… И что? Интересно, каким образом стриптизер ее обобрал? Вынес из квартиры мягкую мебель? И многотонную коллекцию мужниных колчеданов? Не годится! Правда, если Ольга забеременела, когда муж выезжал на Алтай копаться в своих любимых горных породах… Или обнаружилась вдруг дочь, брошенная когда-то несовершеннолетней Ольгой и теперь в свою очередь забеременевшая… Или обе они забеременели от одного и того же стриптизера…
Версии Веры Герасимовны становились все чудовищнее. Неизвестно, как далеко зашла бы она в своих предположениях, если бы совсем рядом кто-то не кашлянул. Она обернулась.
– Что-то любопытное, да? – спросил Никита Леонидович Климентов, склонив голову набок и покачиваясь на высоких каблуках дизайнерских ботинок.
Руки он заложил в карманы долгополого редингота, тоже дизайнерского. Шея Никиты Леонидовича, слишком тонкая для мужчины его возраста и положения, скрывалась в складках пестрого шарфика. Впрочем, эта прозрачная золотисто-изумрудная тряпица должна называться как-то по-другому, более изысканно. Например, фуляр.
Вера Герасимовна всегда побаивалась таких вот странно одетых мужчин, которые смотрят на мир сквозь ярко-желтые или помидорно-красные стекла стильных очков. Эти люди казались ей непредсказуемыми, как инопланетяне. Поэтому она смутилась и ответила не сразу.
Никита Леонидович открыл рот, чтобы еще разок съязвить, но тут щель самоваровской двери расширилась. Хозяин мастерской выглянул в коридор.
– Что тут у вас стряслось? – поинтересовался он.
– Мне, Коля, с тобой поговорить надо, – торопливо начала Вера Герасимовна. – Конфиденциально. По серьезному вопросу.
– Через полчаса. Сейчас я очень занят, извините, – отрезал Самоваров.
Дверь он придерживал так, что ни Вера Герасимовна, ни Климентов не могли даже заглянуть в мастерскую, не то что влезть в нее.
– Но, Коля, это важно, – заупрямилась Вера Герасимовна.
Она уже поняла, что в мастерскую ее не пустят. Это значило, что оценить, насколько глубоко Ольгино горе, то есть насколько у директорши распухли глаза и нос, не выйдет. Тогда Вера Герасимовна уставилась на Самоварова. По выражению его желтого лица она попыталась угадать, беременна Ольга или, наоборот, брошена мужем. Но реставратор мебели был невозмутим, как игрок в покер. Он проводил глазами непрошеных гостей, пока те не скрылись в сумерках коридора, и плотно закрыл дверь.
– Вера Герасимовна и Климентов приходили, – сообщил он Ольге. – Непонятно, чего им надо.
