«Человек не знает своего времени. Как рыбы попадаются в пагубную сеть, и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие уловляются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них»
Екклесиаст (гл. 9, ст. 12)
«… Здесь уже вечер, ветер собирает на небесном пастбище облака-барашки. Воздушный пастух поведет свое стадо далеко на север, за лесную гряду, где они разбредутся по небосводу, собьются в тучу и рассыплются дождем.
Прибой жадно вылизывает песок, оставляя под ногами кружева сахарной пены, а солнце плещется, ныряет, рассыпая золотые брызги на дорожку, зовет за собой.
На рассвете я гуляю вдоль кромки воды, отгоняя прутиком ворон и чаек.
Кто я? Каждый раз забываю свое имя.
У меня здесь все наоборот, черные чайки и белоснежные вороны.
Мир – перевертыш, где день начинается закатом и заканчивается рассветом, а неевклидовы кривые ведут себя как попало.
Здесь, под мелодию свирели плетется паутина судеб, а с музыкантом всегда можно договориться.
С последним лучом солнца я превращаюсь в птицу и ловлю мальков на мелководье.
Потом при свечах в полном одиночестве сочиняю сказки или пишу на мокром песке роман, который читает море, заглатывая строку за строкой.
А где-то там, в мире людей, тоже скрипит перо, и чернила ложатся на бумагу.
Буквы складываются в слова, рождается еще одна история любви…»
Чистовик.
Что вы знаете о хранителях?
Я не спрашиваю о небесных созданиях из главных чинов, не о лучезарных креатурах из высших иерархий, я говорю о «трудолюбивых лошадках», о «непромокаемых жилетках», о наших самых близких помощниках. О тех, кто тупит бритву в руках или рвет веревку на шее самоубийцы, кто заставляет в последний момент позвонить друга, а пьяного водителя мгновенно протрезветь и сохранить человеческие жизни.
Допускаете ли вы, что хранители – как и люди, все очень разные? Образцово-показательные передовики с портретами на досках почета, беспечные лодыри, дотошные прагматики или оптимистичные фаталисты. Верите ли вы, что они живут среди нас, носят человеческие лица и успешно играют роль обычных людей: соседа по этажу, коллеги по офису, друга детства? И хоть существует космическая теория, что все знакомые люди немного ангелы, учителя и ученики, речь идёт о других созданиях, о тех, кто на самом деле существует в обоих мирах, эфирном и земном.
Серафима Петровна Карпова – очень ответственный и трудолюбивый хранитель. Ответственность в ней воспитала мама, служившая сестрой милосердия при докторе Пирогове. Трудолюбивым был Серафимин отец, инженер-путеец, участвовавший в проекте первой Царскосельский железной дороги. Фима выбрала материнскую стезю. Свою бывшую, человеческую жизнь, сначала военной медсестрой на полях первой мировой войны, а потом в больничных стенах она вспоминает редко, когда устает и позволяет искушающим сомнениям протиснуться в душу. Хранители, добровольно оставшиеся в человеческом мире, настолько вжились в свои роли, что время от времени «болеют», недуги их покажутся несерьезными, ведь они повсеместны среди людей. Имя им – сомнение в собственных силах и разочарование в коллегах.
Так Серафиме порой кажется, что про нее забыли, не повышают в чине, возможно из-за возраста, а может по недоразумению, или того хуже, в менторских целях, ведь она не боится перечить начальству, да и несколько раз (неслыханная дерзость!) нарушала запрет, вмешивалась с человеческие судьбы без разрешения, без ведома зазевавшихся хранителей. Оттого в характеристике на Карпову С. П. чья-то кляузная рука сначала пропечатала «неблагонадёжная зпт своенравная», а потом добавила красным шрифтом «не подчиняется корпоративной культуре тчк». А с такой характеристикой про карьеру можно забыть на тысячу лет.
Срок наставничества у Серафимы пока невелик. Вторую сотню лет служит она в стенах городской Боткинской больницы.
Заложили эту больницу для небогатого Московского населения в десятом году прошлого века. Во время первой мировой больница принимала раненых с фронта. Сестра милосердия Фима, получившая сильную контузию в бою, была доставлена военным гарнизоном в Москву, госпитализирована в Солдатенковскую лечебницу (по тем временам больница носила имя своего создателя, купца первой гильдии Козьмы Терентьевича Солдатенкова), поправилась и осталась работать в хирургическом отделении. Полюбила старшего фельдшера Карпова, вышла замуж, через год родился сынок. В 1915 Сима заразилась от раненного солдата сыпным тифом и скончалась.
Так началось ее повторное служение в стенах родной лечебницы. Явилась она молодой сестричкой с другим лицом, но под тем же именем (никто и не придал значения, мало ли тёзок Карповых, да и в небесной канцелярии недосуг было новые бумаги выдавать), ходила за ранеными, души их изодранные спасала. А когда вторая мировая война нагрянула, тоже многих бедняг из лап сумасшествия вытащила, от проклятий уберегла.
Земное служение даровали ей неспроста. Любила она сынишку своего Ванечку. Когда сестра Фима от тифа сгорела, малышу только годик исполнился. Вот она и выпросила охрану для сына, а потом и для своих внуков и правнуков. Внук, тоже Ваня, точнее Иван Иванович Карпов, как отец и дед стал лекарем и пошел по семейным стопам – врачевать в стенах Боткинской больницы. А правнучек – Матвей Иванович Ларионов выучился на психиатра, спасал человеческие души, как и его прабабушка. Ванечка – хирург не догадывался (да и как о таком можно догадаться?), что нянечка травматологического отделения, которая ходит по тем же коридорам, его давно почившая родственница. Матвей – психиатр понятия не имел, что живущая по соседству старушка, которой он иногда помогает донести пакеты из супермаркета, та самая Серафима Петровна Карпова, год рождения 1890 – год смерти 1915, чей «прах» он навещает в Даниловском колумбарии по весне.
Вот так, умерев в двадцать пять лет от сыпняка, Фима получила первое и пока последнее служение – утешать и напутствовать хворобых, а заодно беречь своих потомков. Старела она медленно, на два года за пять, и к приходу нового тысячелетия набрала свои шестьдесят неземных годков и больше не менялась. Никто из сотрудников больницы не помнил, когда она появилась, никто не знал, уйдёт ли Серафима Петровна на заслуженный отдых. Словно она была всегда и всегда будет.
О старушке ходили легенды, поговаривали, мол, она еще с самим Федором Александровичем Гетье начинала – мемориальная доска в честь доктора на административном корпусе висит. Только где сейчас Фёдор Александрович, а Серафима все еще живет. А стареет нянечка медленно, потому что над ней эксперименты проводили, кэгэбисты искали лекарство для своих генсеков. Даже алхимиков «при дворе» держали, а те эликсир бессмертия изобретали. Только один раз эксперимент удался – на Серафиме Петровне Карповой, а больше ни на ком, все умерли страшной смертью.
