За столом в тишине сумеречной комнаты сидел человек. На столе стояла кружка горячего кофе, разбросаны крошки от печенья. Бледная тонкая рука крепко обхватила кружку. Дрожа всеми поджилками предплечья, человек поднёс кипяток к покусанным губам. Глоток. Горечь разливалась по языку, доставая до гланд. Человек поморщился, но продолжил делать глоток за глотком. Сахара не было. Пить приходилось терпкий кофе.
Густая чёрная борода зашевелилась от побежавших по коже лица мурашек. Длинная русая чёлка залезала в глаза. Последний глоток терпкого напитка и стук об дерево. Белая кружка на столе. Человек зашипел, но уже не от того, что кофе без сахара, дело было в одном человеке, которого такие, как он, привыкли называть «недочеловеком» или «недолюдом».
Недолюд в ходе бесконечных пьянок и отсутствия интереса к чтению переступает грань между разумностью и иррациональностью, приобретая вид безобразной сущности.
Светильник освещал поверхность стола и всё, что было подвластно сейчас глазу, но за спиной человека, где глаза были не властны, обитали сумерки. Взяв правой кистью масляную ручку, он черкнул на мятом картоне предложение: «Всё тщетно, она больна, и болезнь неизлечима». Человек прикрыл веки, тихо застонав. Тяжкое осознание своего бессилия разрывало его грудную клетку изнутри. Убийство ещё не совершено, но одна мысль уже приводила человека в отчаянье.
Откинувшись на спинку стула, человек бросил шальной взгляд в темноту. Где-то там спала она. Как обычно пьяна, буйна и горда до высокомерия. Ему хотелось ей помочь в становлении Homo Sapiens, но разве может человек перевоспитать того, кто не в его власти?
Современные недолюды при возможностях нового века бессмысленно тратят свою жизнь на ощущение пьянства внутри и галлюциногенных средств на уровне визуальности. Так они считают. Так однажды заявила она. Её речь мягка и в то же время обжигающая, словно открытое пламя. Для неё человек – мотылёк. Хрупкий. Парящий. Глупый. Так и норовит подпалить себе крыло о её нрав.
Телефон завибрировал. По привычке человек быстро среагировал на сигнал уведомления. Это было сообщение: «Я в парке у твоего дома».
Время три часа ночи. «Значит, будет труп», – огорчённо заметил человек. Встав из-за стола, он поплëл в темноту коридора. Проходя мимо комнаты спящей дьяволицы, человек решил заглянуть в её обитель. Обоняние тут же обжёг запах спирта. Лунный свет слабо освещал комнату. На полу возле кровати валялись бутылки от всевозможных спиртных напитков.
Ночью её комната выглядела вполне презентабельно, нежели днём, когда солнце вскрывало весь хаос в виде разбросанных повсюду вещей.
Девушка невинно свернулась в клубочек, её короткие белые, как снег, волосы обвивали тонкое аккуратное лицо. Как жаль, что эта ангельская невинность – только вид. Шепнув: «Спокойной ночи», – человек прикрыл дверь комнаты и направился к двери, разделяющей его «крепость» от пугающего подъезда и более пугающего мира.
Обув красные кеды, накинув тёмную тонкую болоньевую куртку с узором из красных ленточек, человек вышел из квартиры.
В подъезде смердело. То ли кто-то варил куриные лапки, то ли поблизости разлагалось чьё-то тело. Человек закрыл за собой входную дверь, заперев на два оборота. Время позднее, а в нашем захудалом городке ограбить могли и средь бела дня.
Человек спускался по пыльным бетонным ступенькам. Этаж за этажом, и железный занавес, сдерживающий всю гадость улиц, пустырей и переулков, всплыл перед глазами. Вздох, разблокирование замка домофона, и прохладный ветерок потрепал волосы. От улицы повеяло подозрительностью. Тишина улиц настораживала. Мелькали силуэты чего-то иного. Человек ступил на грязный асфальт и зашагал в сторону парка.
Город в целом не располагал местами для променадов, где можно было бы отдохнуть от каменных джунглей. Хотя, скорее, даже не джунглей, а зловонных болот с его запахами, жуткими звуками и серостью. Не туда поставил стопу – и вот ты утопаешь в долголетней грязи этого места. И ведь на помощь к тебе никто не придёт, слишком велик страх исчезнуть в пучине вместе с утопленником. А местный лесник – выбранный хозяин леса – разве что посочувствует родным, проведёт программу для своего рейтинга в глазах будущих утопленников да выступит с заявлением о случайном происшествии, произошедшем впервые на его памяти, ведь все уже забыли вчерашних и позавчерашних утопленников. Слова на ветер, а финансирование на строительство безопасных мостиков – в карман лесничего. Да, так и живёт сегодня нынешняя община.
Главное – не встретить какого-нибудь недолюда, жаждущего утолить свой первобытный инстинкт и показать своё физическое превосходство. Сегодня эти товарищи встречаются на каждом шагу. В их окружении всегда подобные индивиды, и каждый из них ставит себя выше другого, каждый стремится показать своё величие перед гогочущими над пошлыми шутками особами противоположного пола. Человека всегда забавляли эти мёртвые души и часто пугали. Кто знает, какую жертву они изберут для своего первобытного удовлетворения? Словами их не отпугнёшь, а силой поставишь себя в положение один против всех. Данные индивиды всегда нападали толпой, как шакалы. Такова сегодня нынешняя община.
Человек перешёл с одной улицы на другую, ничем не отличающуюся улицу, ведущую в парк. Кое-где изрядно побитую дорогу освещали или пытались освещать уличные фонари.
Шаг, вальяжный взмах стопой. Город Торф бросался прохладным ветерком и извергал запах выжженного бензина. Глотая пахучий кислород, будто голодный бедняк свежий кусок подаренного мяса, человек рассеянно переступал одну дорожную выбоину за другой. Эти редкие вылазки в мёртвую пучину захудалого городка всегда сопровождались мгновеньями внутреннего беспокойства. Шаг, мокрый кед погряз в грязи. Пыль, бетон, людские муравейники, старость, серость, бедность, городская депрессия. Следствия чрезмерной жадности и некомпетентности местного смотрителя. Лесник не хочет заниматься живностью леса, лесник срубил избу и ловит рыбу в местных озёрах. Шаг, мятежный час ступил на упокоенную сном аллею. Человек перебирал своими жилистыми ножками, упёрто игнорируя своё периферийное зрение. При этом страх быть кем-то выслеженным с каждым новым шагом верещал самой громкой сиреной. В это позднее время на поверхность всплывали различные существа, в сущности, представлявшие собой смесь обезьяны с гиеной.
Один недолюд пожирает палёное пойло, другой закидывается какой-нибудь гадостью, убивающей его изнутри, а третий рыщет где-нибудь в окрестностях парка. От третьего недолюда всегда ожидаешь недоброго. Третий всегда на кураже и всегда, чувствуя свою неуязвимость и безнаказанность, начинает, как пиявка, присасываться к прохожим.
