1
Уличная мостовая, уплотняясь в старости и расшатываясь в ней же, в своих бесконечно долгих попытках приблизиться к солнцу, медленно, но неотвратимо выдавливала из своего, скреплённого цементом человеческих устоев тела отдельные камни. Освобождённые временем камни почему-то не торопились покинуть мостовую, полностью погружённые в солнечные свет и тепло, словно замерев в этом неторопливом наслаждении они оставались неподвижно лежать на обочине.
Нагретые со всех сторон солнцем, свободные от мостового рабства камни, сами казались себе источником тепла – они воспринимали свою суть, внезапно лишённую цементных оков, потоком жёлтого света – той единственной материи, которая способна за неуловимое умом мгновение преодолеть расстояние, им же непостижимое.
Да и стоило ли куда-нибудь торопиться, если уверенность обладания поистине волшебной возможностью мгновенного перемещения укоренилась в тебе настолько, что стала неотличима от действительности?
Куда тогда бежать?
Куда стремиться?
Куда бы ты не захотел попасть – ты уже там, словно невесомый солнечный луч, несущий на своих невидимых, но мощных плечах такое весомое, одаривающее жизнью тепло.
Чего ещё остаётся желать в конце своего существования?
Избыток тепла и возможность свободного перемещения – вот два основных признака долгой и счастливой старости.
Как у камней, так и у людей.
Со временем мостовая будет разрушена полностью, природа поглотит ограниченную формой дорогу и оставшийся на её месте солнечный свет, растворившись в пустом и прозрачном пространстве, сам превратится в это пространство. Очнувшись от долгого и тёмного сна, свет пробудит в себе пространственный дух, который до этого времени спал и видел сны, состоящие из твёрдой, неподвижной материи.
Со света всё началось, светом и закончится.
Один только свет в состоянии даровать миру ту безукоризненность и безупречность, которой обладал лишь изначальный Замысел Творения.
Один только свет способен предоставить миру ту безусловную, внятно сформулированную, понятную и уму и сердцу, отчётливую, и вместе с тем отличную от всего остального выразительность, именуемую ясностью.
Всё это обязательно произойдёт в своё время, ну а пока что мостовая человеческих устоев мудрела, приподнимаясь над собственным уровнем, и постепенно растворяя в пустоте своё тело, кристаллизировалась в ней же. Пользуясь приобретённой в пространстве и времени мудростью, она примеряла на себя свойства первоначальной и всё вмещающей пустоты.
Каждый, ступивший на эту мостовую неизбежно перенимал на себя её качества. Животное, пройдя по мостовой, приближалось в своём развитии к человеку, человек на цыпочках подкрадывался к Богу, Бог – в воображаемом им мире пространства и времени, построенном на игре света и тени, разливался бесконечностью своих физических воплощений.
Бог выворачивался наизнанку, распространяя свой внутренний свет, свет формировал образы и рождал тени, тени подчёркивали различия форм, и уже окончательные формы приобретали свою материальность и вес.
Каждая форма, построенная из света, могла вспомнить свою изначальность и осознать свою истинную природу. Каждая форма обладала высшей свободой проснуться и вернуться к свету и в свет.
Неторопливо бредущие по каменной мостовой животные становились человечнее, человек – мудрее, а Бог просто собирал лежащие на обочине камни, даровал им свободу света и возвращал их в своё собственное нутро.
Цикл замыкался снова и снова и какую бы форму не принял свет, в конце своего цикла она теряла свои мнимые очертания и растворялась в том, из чего вышла.
Мостовая всё больше расшатывалась под поступью проходящих по ней людей и всё большее количество камней, освобождённых не только временем, но и давлением людских ног, оказывались на обочине.
Бог терпеливо подбирал камни и возвращал им их первоначальную природу. Прикосновение Бога всё возвращало в свет.
В ранний час выходного воскресного дня улица была пуста не только от людей, но и от результатов их деятельности.
В этой части города не было ни магазинов, ни школ, ни вывешенного на просушку белья, ни разбросанного на обочине мусора. Только несколько бродячих собак, которых, в силу их упитанности и бродячими-то назвать было сложно, лежа на боку, грелись, как камни, одновременно со всех сторон: сверху – поглощая солнечный свет, и снизу – вбирая в себя тепло нагретого солнцем булыжника.
Приподняв над мостовой шеи и вывернув их в сторону неба, собаки предельно внимательно, но одновременно с этим и бесконечно лениво следили за проплывающими над городом облаками.
Лишь во взгляде животного внимательность может соседствовать с ленью, ибо только совершенное, лишённое человеческого разума животное способно впитывать информацию снаружи, совершенно не споря с ней. Весь животный мир использует поток информации исключительно для того чтобы избежать боли и голода, сохранив, тем самым, свою волю и тело.
Во взгляде человека внимательность уже способна действовать, выходя за пределы тела, иногда рискуя этим телом, а иногда и теряя его в попытках изменить нечто внешнее. Человек борется в попытках изменить окружающий его мир и страдает из-за того что не в состоянии этого сделать.
И один только Бог понимает что весь, созданный им мир находится не снаружи, а внутри, следовательно, мир полностью воображаем и изменить мир можно только изменив себя самого.
Человек, осознавший эту простую истину и сознательно слившийся с окружающим миром, сам становился Богом. Такой человек никогда более не сможет навредить ничему снаружи, ибо прежде всего это значило бы навредить самому себе.
И мир слышит, мир внимает, мир реагирует.
Мир слышит только тот голос, внимает тому голосу и реагирует на тот голос, который не способен более причинить боль.
Сегодняшнее небо, несмотря на направление ветра, доносившего до города шёпот набегающих на границу воды и земли волн, единым и нераздельным куском двигалось в противоположную ветру сторону – провожаемое ленивым, но внимательно-цепким собачьим взглядом, цельное и неделимое, оно смещалось в сторону моря.
– Наверное, сегодня будет дождь, – весело произнёс чей-то голос, но обладателя голоса пока ещё нигде не было видно, поэтому создавалось впечатление что слова прозвучали прямо с небес, – наполнившись водой, облака обязательно вернутся на землю и омоют её своими слезами – они всегда поступают именно так.
Невидимый человек рассмеялся и замолчал, а собаки шумно вздохнули и коснулись шеями булыжной мостовой.
Небо, вопреки всеобщему мнению, начинается не где-то там сверху, оно не витает в облаках – небо начинается прямо под нашими ногами, точно в том самом месте где проходит линия горизонта.
